ДИОН ХРИСОСТОМ.
ИЗБРАННЫЕ РЕЧИ.

VI. Диоген, или О тирании

1 Диоген Синопский, бежав из Синопы, прибыл в Элладу; там он жил то в Коринфе, то в Афинах, утверждая, что подражает в образе жизни самому персидскому царю, который проводил зиму в Вавилоне и Сузах, а иногда в Бактрах, т. е. в самых теплых областях Азии. Летом же он жил в Экбатанах Мидийских1, где стоит всегда прохладная погода, похожая
2 на зиму в районе Вавилона. Вот и Диоген менял свое местожительство в соответствии с временами года. В Аттике нет высоких гор и обильных водою рек, как на Пелопоннесе или в Фессалии. Земля там бедная, а климат сухой, так что даже когда выпадают редкие дожди, влага в почве долго не задерживается. Зато Аттика почти целиком окружена морем, благодаря чему и получила свое название, словно вся она представляет собой одно сплошное побережье2.
3 Город Афины расположен в долине на юге Аттики. Доказательством служит то, что корабли, плывущие от Суниона в Пирей3, не могут достичь цели, если только не дует южный ветер; понятно, что зима там мягкая; Коринф, напротив, летом овевают холодные ветры, всегда дующие со стороны заливов4. Город лежит в тени Акрокоринфа, спускаясь по направлению к Лехею и простираясь на север5.
4 Эти два города (Афины и Коринф) намного красивее, чем Экбатаны и Вавилон; Коринфский Краний, афинские Акрополь и Пропилеи значительно величественнее царских дворцов, которым они уступают только в размерах. Афины в окружности составляют двести стадиев6, если включить Пирей и стены, их соединяющие, так как не в столь уж отдаленные
5 времена все это сплошь было обитаемо. Если говорить по правде, то Афины вдвое меньше Вавилона, но красотою своих гаваней, статуй и живописью, золотом, серебром, бронзой, порядками, утварью и меблировкой домов Афины намного превосходят все, что можно увидеть в Вавилоне. Впрочем, Диогена все это мало волновало.
6 «Персидский царь, чтобы сменить резиденцию, должен преодолеть весьма солидные расстояния: ему приходится проводить в дороге большую часть зимы и лета. Мне же, — говорил Диоген, — не составляет труда, остановившись на ночлег вблизи Мегар, на следующий день оказаться в Афинах. Если же нет, еще более близкий путь через Саламин. И не нужно преодолевать пустынные переходы. Тут у меня явное преимущество перед царем персов и больше удобств, потому
7 тому что я располагаю лучшими условиями». Вот таким образом любил шутить Диоген. Однако тем, кто восхищался богатствами персидского царя и его хваленым счастьем, он доказывал, что в жизни царя нет ничего из того, о чем они воображают. От одной части его имущества нет никакой пользы, а в остальном
8 он не отличается от самых жалких бедняков. При всем том нельзя сказать, что Диоген не заботился о телесном здоровье и о самой жизни, как часто думали иные из глупцов, наблюдая, как он мерзнет, живя под открытым небом, и испытывает жажду; а он, снося все тяготы, был здоровее тех, кто всегда сыт, живет под крышей, никогда не мучается ни от холода, ни от
9 жажды. Он испытывал даже больше удовольствия, чем они, греясь на солнышке и вкушая пищу.
Особенно радовался он смене времен года: приходу лета, когда становилось теплее, но и не огорчался, когда оно кончалось, ибо вместе с тем прекращалась сильная жара. Так, следуя за сменой времен года и понемногу приноравливаясь к ним, он легко
10 переносил крайности жары и холода. Диоген редко прибегал к помощи огня или тенистого укрытия, если не появлялась крайняя необходимость. Остальные же люди в любой момент могут разжечь огонь, имеют запас одежды, жилище и, едва ощутив холод, тотчас же скрываются внутрь домов, изнеживают свои тела, делая их неспособными переносить зимнюю стужу.
11 Поскольку летом они когда угодно могут пользо ваться тенью и пить вдосталь вина, то, лишенные солнца, проводят так все время и никогда не дожи даются, пока появится естественная жажда. Подобно женщинам, большую часть времени они проводят дома, сидят без дела, не зная, что такое физический труд, с одурманенной от пьянства головой; чтобы помочь себе, они придумывают дешевую пищу и от правляются в бани. На протяжении одного и того же дня они испытывают нужду и в свежем ветре, и в теплой одежде; им нужны одновременно и лед, и пламень, а что самое нелепое — при этом они же лают еще испытывать голод и жажду.
12 Будучи нетерпеливыми, они не получают удовольствия, даже занимаясь любовью, так как не дожидаются, пока появится естественное желание, поэтому они жаждут гнусных и безрадостных наслаждений. Что касается Диогена, то он только тогда принимался за трапезу, когда его посещало чувство голода и жажды, считая, что именно это и есть самая лучшая и острая приправа к еде. Поэтому для него ячменная лепешка казалась вкуснее любого самого изысканного блюда, а проточную воду он пил с большим удоволъствием
13 чем остальные фасосское вино. Диоген смеялся над теми, кто, испытывая жажду, проходил мимо источников и рыскал повсюду в поисках места, где можно было бы купить вино с Хиоса или Лесбоса. «Эти людишки глупее скота,— замечал он,— Любое животное, когда ему захочется пить, не пройдет мимо родника или ручья с чистой водой, а когда испытывает голод, не откажется от нежных побегов или травы, способных его насытить».
14 Для него в любом городе были открыты самые красивые и здоровые жилища — храмы и гимнасии. Летом и зимой он довольствовался единственным плащом, ибо легко переносил ставший для него привычным
15 холод. Ноги его никогда не знали обуви и не требовали прикрытия, потому что, как он говорил, они не более изнеженны, чем его глаза или лицо. Хотя глаза и лицо — от природы наиболее восприимчивые части тела, однако они прекрасно переносят холод благодаря тому, что постоянно открыты: невозможно людям ходить с завязанными глазами, словно они ноги, которые обычно обувают. Диоген говорил, что богачи похожи на новорожденных, которые всегда
16 нуждаются в пеленках. Вот о каких вещах больше всего заботятся люди, вот на что тратят больше всего денег, вот из-за чего разоряются многие города и многие народы погибают самым ужасным образом. А Диогену все это казалось не стоящим трудов и расходов. Ему не нужно было идти куда-нибудь для удовлетворения своих любовных желаний. Он говорил, шутя, что Афродита у него всегда под рукой и притом совершенно бесплатно.
17 Поэты, утверждал он, клевещут на эту богиню, называя ее «золотой»7 из-за собственной распущенности. Но так как немало людей сомневались в правоте его слов, то он занимался этим открыто, у всех на виду, и добавлял при этом: «О, если бы все поступали точно таким же образом, то Троя никогда не была бы взята, а Приам, царь фригийский, ведущий свой род от самого Зевса, никогда не был
18 бы заколот у его алтаря». Ахейцы же были столь глупы, что верили, будто даже покойники нуждаются в любовных утехах с женщинами, и закололи Поликсену на могиле Ахилла8.
Диоген говорил, что в известном отношении рыбы умнее людей: когда к ним приходит желание выбросить сперму, они покидают свои убежища и трутся о что-нибудь
19 жесткое. А люди, удивлялся он, не хотят за деньги потереть или ногу, или руку, или какую-нибудь другую часть тела, и даже самые богатые не заплатили бы за это ни одной драхмы, а вот за то, чтобы ублажить тот, всем известный единственный член, они не то что готовы потратить много талантов, но некоторые
20 которые ради этого рискуют даже самой жизнью! «Тот способ удовлетворения любовного желания, которым пользуюсь я, — продолжал, шутя, Диоген, — изобрел Пан. Влюбившись в нимфу Эхо, он гонялся за ней, но не мог ее поймать, дни и ночи рыская по горам. Он скитался до тех пор, пока Гермес, отец его, не сжалился над ним и не научил его этому способу, а Пан, познав его, избавился от многих неприятностей и научил, в свою очередь, пастухов».
21 Такими вот приблизительно словами он порой высмеивал людей самонадеянных и глупых, но больше всего насмехался над софистами, претендовавшими на особое уважение и уверенными в том, что они знают гораздо больше всех остальных ученых. Он утверждал, что из-за своей изнеженности люди ведут
22 более жалкий образ жизни, чем звери. Питьем им служит вода, пищей — растения, большинство из них ходят голыми круглый год, никогда они не заглядывают в дома, не знают огня, живут так долго, как им предопределено природой, если только никто не лишит их преждевременно жизни. Они живут, сохраняя силу и здоровье, не нуждаясь во врачах и лекарствах.
23 Что же касается людей, столь привязанных к жизни, придумавших столько средств, чтобы отдалить час смерти, то многие из них даже не доживают до старости, страдая множеством болезней, которые и пере числить-то трудно. Им уже мало земли для производства лекарств, теперь они нуждаются в железе и огне.
24 Ни советы Хирона, ни учеников Асклепия, как и предсказания гадателей или очистительные обряды жрецов, не приносят им пользы. Причина тут одна — распущенность
25 и дурные нравы людей. Они собираются вместе в города, чтобы защитить себя от внешних врагов, но поступают так беззаконно по отношению друг к другу и совершают столько тяжких преступлений, что можно подумать, будто они собирались туда именно ради этой цели. По мнению Диогена, в мифе потому и рассказывается, что Зевс покарал Прометея за изобретение огня и передачу его людям, ибо это послужило началом и первопричиной изнеженности, и распущенности людей. Ведь нельзя же сказать, что Зевс ненавидит людей и завидует их благам.
26 Находились и такие, кто возражал Диогену, говоря, что нельзя человеку жить, подобно другим животным; у него плоть нежнее, и он беззащитен: не имеет ни шкуры, ни перьев, как другие звери,
27 и кожа у него тонкая. На это Диоген возражал: «Виной изнеженности людей — их образ жизни. Они избегают по большей части быть на солнце, скрываются от холода, и дело вовсе не в том, что тело их ничем не покрыто». Он указывал, что лягушки и немало других животных еще более не защищены, чем человек, но некоторые из них не только легко переносят холодный воздух, но могут даже зимой жить в еще
28 более прохладной воде. Диоген неоднократно подчеркивал: глаза и лицо человека не нуждаются в защите, и вообще живое существо не зарождается в среде, где оно не могло бы существовать. Как бы в ином случае выжили первобытные люди, не имевшие ни огня, ни домов, ни одежды и никакой другой пищи, кроме той, что давала природа сама по себе? Не очень-то облегчили жизнь последующим поколениям всякого рода хитрости, изобретения и придумки, потому что люди пользовались своими способностями не для доблести и справедливости, а ради наслаждения.
29 Преследуя во всем только собственные удовольствия, они постоянно живут жизнью более тягостной и трудной. Полагая, что они себя заранее всем обеспечивают и все предусматривают, в действительности же люди этой самой чрезмерной заботой и предусмотрительностью только губят себя наихудшим образом.
30 Поэтому справедливо, что Прометей, как рассказывают, был прикован к скале, а коршун клевал его печень.
Диоген отвергал все, что требовало больших расходов, забот и причиняло страдания, и показывал, какую опасность несут они тем, кто этим пользуется. Но он не отказывался от всего, что можно легко и без особых усилий добыть для насущных физических потребностей, против холода и голода и для удовлетворения
31 других желаний. Он предпочитал здоровую местность гиблой и выбирал наиболее подходящую для каждого времени года. Заботился и о достатке в пище, и о скромной одежде, но чуждался общественной деятельности, судов, соперничества, войн, бунтов.
В образе жизни более всего он подражал богам. Только они, как утверждает Гомер, живут беззаботно9, в то время как человечество проводит дни в трудах и тягостях. Добрые примеры, говорил он, можно найти
32 и в мире животных. Так, аисты, избегая летнего зноя, прилетают в области с умеренным климатом; проведя там приятно время, они собираются вместе и улетают, чувствуя приближение зимы. Журавли, легко переносящие стужу, прилетают туда, где идет сев, и находят
33 дят там себе пищу. Олени и зайцы с наступлением холодов спускаются с гор в долины и на равнины (в горах они скрывались от ветра в удобных пещерах), от жары же они укрываются в лесах и в самых северных краях.
34 Диоген, наблюдая жизнь людей, делал вывод, что дни свои они проводят в хлопотах, злоумышляют все против всех, беспрестанно находятся среди тысячи бед, не зная передышки хоть на миг, даже в праздники, в пору общегреческих игр и священного перемирия. Они готовы все свершить и все претерпеть ради единственной цели — лишь бы выжить, но более всего они страшатся, что у них не хватит того, что они относят к самым необходимым жизненным благам; они думают и постоянно пекутся еще о том, чтобы оставить своим детям побольше богатств. Диоген не переставал удивляться тому, что только он один не действует таким же образом, что лишь он один истинно свободен среди всех и по-настоящему счастлив, чего никто другой не понимает.
35 Поэтому он даже не хотел сравнивать себя с персидским царем, ибо его можно считать самым несчастным из людей; купаясь в золоте, он боится нищеты; страшится болезней, хотя не может избавиться от того, что вызывает множество недугов; в ужасе от одной только мысли о смерти воображает, что все участвуют
36 в заговоре против него, его детей и братьев. Он не получает удовольствия от еды, хотя ему подают изысканнейшие блюда, и даже драгоценное вино не в состоянии заглушить в нем тревогу. Нет дня, который бы он прожил беззаботно и не претерпевал бы величайшего страха. Когда он трезв, то мечтает напиться допьяна, чтобы забыться от всех треволнений, но, напившись, считает себя конченым человеком, ибо становится
37 беззащитным. Еще не успев проснуться, уже мечтает о сне, чтобы забыться от своих страхов; лишь снизойдет на него сон, он тут же вскакивает, опасаясь умереть во сне. И нет ему никакой пользы от золотого платана10, дворцов Семирамиды и стен вавилонских.
38 Нелепее не придумать — боится безоружных, а вверяет себя в руки вооруженных до зубов телохранителей; заставляет обыскивать всех приходящих в поисках спрятанного кинжала, но живет в окружении воинов, опоясанных мечами. От безоружных бежит к вооруженным, от вооруженных — к безоружным. От народа его защищают телохранители, от телохранителей — евнухи. У него нет никого, кому бы он мог довериться, на земле нет места, куда бы он мог скрыться в прожить там один-единственный день, никого не боясь.
39 Он не доверяет ни еде, ни питью, а содержит специально слуг, которые все это должны отведать до него, словно разведчики на пути, кишащем врагами. Не доверяет он даже самым близким — ни детям, ни жене. И все же, живя в таких тягостных и невыносимых условиях, он не отказывается от царской власти, не хочет этого и не может.
40 Хотя людей со всех сторон окружают несчастья, однако у них есть утешение — рано или поздно им наступит конец. Заключенный в оковы узник надеется когда-нибудь освободиться; изгнанник, покинувший родину, питает надежду на возвращение; больной вплоть до смертного часа уповает на исцеление. Тирану же невозможно уйти от своих напастей, ему остаются только молитвы, как и всем прочим. Каждому, кому приходилось пережить смерть одного из своих друзей, хорошо известно, что наступит время, когда скорбь пройдет. Что же касается тиранов, то у них, наоборот, несчастья со временем все нарастают.
41 Нелегко тирану дожить до старости, а старость у тирана тяжка. Она совсем не похожа на старость у лошадей, как гласит пословица11. К старости у тирана накапливается больше жертв его произвола и, следовательно, самых ожесточенных врагов, а он, утратив физические силы, уже не в состоянии сам себе
помочь.
Все несчастья — голод, изгнание, тюрьмы, утрата гражданских прав — больше страшат, когда нх ожидают,
42 чем огорчают того, кто уже их испытал. "Стоит устранить страх смерти, — продолжал Диоген, — как больше уж нечего будет бояться. Смерть не может тревожить тех, кого она уже настигла, ибо мертвые вообще ни о чем не беспокоятся. Но страх перед смертью столь велик, что многие даже не дожидаются ее естественного прихода. Одни, оказавшись на корабле во время бури, не дожидаясь, пока корабль пойдет ко дну, кончают жизнь самоубийством, другие же, попав в окружение врагов, делают то же самое, хотя уверены, что ничего страшнее смерти их не ожидает.
43 Что касается тиранов, то этот страх их никогда не покидает — ни днем, ни ночью. Осуждённые на смерть преступники знают, когда им предстоит умереть, а тираны даже того не ведают: наступит ли их смертный час через день или уже пришел. Ни на одну минуту, ни на короткое мгновение не оставляет их страх смерти: и во время приема пищи, и в момент жертвоприношений в честь богов.
44 Когда приходит время для развлечений, даже в минуты акта любви, в миг наивысшего напряжения страстей, они не забывают о смерти, опасаясь быть
45 убитыми своими возлюбленными. С этим же чувством они пьют с ними вино и ложатся в постель.
Таким образом, по-моему, тиран только тогда счастлив, когда его сразит смертельный удар, ибо тогда он избавляется от своего самого большого несчастья. Но самое нелепое вот что: все другие люди знают, что, попав в безвыходное положение, они не будут долго страдать, если возможно умереть. Тираны же, в окружении величайших несчастий, считают, что живут среди величайших благ, так как, на мой взгляд, они обмануты мнением других людей, не прошедших искус
46 властью. Это сам бог внушил им это неведение, чтобы наказание длилось всю их жизнь.
Людям благополучным жизнь кажется лучше, а смерть, естественно, чем-то дурным, а тем, кто влачит свою жизнь в печалях, она представляется более
47 тяжкой, а смерть желанной. Что же касается тиранов, то и жизнь, и смерть для них более тяжка, чем для остальных людей, ибо они живут гораздо хуже, чем те, кто обуреваем желанием умереть, а смерти они боятся так, будто ни на минуту не расставались с наслаждениями.
48 Удовольствия, разумеется, приносят больше радости, когда редки, но надоедают, если ими пользоваться постоянно, а беды, если они нескончаемы, переносятся еще тяжелее.
Примерно так всегда обстоит дело у тиранов и с удовольствиями, и с несчастьями: беды у них никогда не кончаются, а удовольствия они никогда
49 не чувствуют. Они всегда опасаются могущества богатых, а у бедняков их пугает жажда обогатиться. На свете нет человека, даже процветающего, который бы испытывал по отношению к тиранам чувство благодарности, потому что люди никогда не довольствуются достигнутым, а тот, кому в жизни ничего не удается достигнуть, особенно сильно их ненавидит.
50 Особенно ненавистен людям тот, кто добыл свои неисчислимые богатства неправедным путем, поэтому нет никого ненавистнее тирана. К тому же ему еще необходимо доказывать свое расположение к придворным. В противном случае он тотчас же погибнет, а оказывать благодеяния многим, причем неоднократно, нелегко, не отнимая у других. Те, у кого отнимают, становятся врагами, а тот, кто получает, обуреваем подозрениями и старается как можно быстрее отделаться от подарка. Далекое пугает тирана своей отдаленностью, близкое — своей близостью. От тех, кто далеко, он ожидает военного нападения, от тех, кто
51 близко — предательства. Мир для него нежелателен, так как он предоставляет людям досуг, а войну считает опасной, поскольку приходится нарушать покой подданных, заставляя предоставлять деньги и отправляться в поход. Таким образом, во время войны они жаждут мира, а когда воцаряется мир, они тотчас затевают войну.
52 Когда народ обеспечен всем необходимым, они боятся его наглости; когда же приходит нужда, страшатся его гнева. Они никогда не уверены в своей безопасности: отправляясь на чужбину и оставаясь дома, показываясь на народе и живя в одиночестве; они не смеют пойти даже туда, где вполне безопасно,
53 ибо повсюду им чудятся засады и заговоры. Каждый из них припоминает известные им случаи смерти тиранов и когда-либо направленные против них заговоры. Все это они считают дурным для себя предзнаменованием, и они так напуганы, будто им предстоит умирать много раз всеми этими смертями. Они всегда хотят за всем уследить и не терять ничего из виду, ибо ожидают удара с любой стороны, но именно этого-то они и не могут делать из-за чувства стыда и страха; ведь насколько заметнее страх властителя, настолько смелее вступают люди в заговор против него, презирая за трусость.
Вот так и живут тираны, словно запертые в тесную
54 клетку, со всех сторон утыканную направленными против них мечами, почти касающимися их тел.
55

Не только тела, но и самой души тирана так близко касаются острия мечей, что даже в Аиде самому Танталу, которому, как говорят:

грозит над головой висящий камень12,

приходится значительно легче. Ведь Танталом больше не владеет страх смерти, а тирану, пока он жив, грозят такие муки, какие выпали Танталу только после смерти.

56 У тех, кто стал тираном в каком-нибудь городе или небольшой стране, есть возможность бежать куда-нибудь и жить там изгнанником, но никто еще не испытывал любви к тирану, а, напротив, все ненавидят его, относятся к нему подозрительно и ждут только удобного случая, чтобы выдать обратно его жертвам. Ну а тем, у кого под властью находится множество городов и народов, кто владеет огромной страной, как, например, персидский царь, тому невозможно никуда убежать, даже если к ним наконец придет понимание меры всего содеянного ими зла и кто-нибудь из богов
57 лишит их счастливого неведения. Тираны никогда не живут в безопасности, даже если они превратятся в бронзу или железо. И в таком виде им грозит гибель — быть разрубленным на куски или пущенным в переплавку.
Если кто-нибудь рискнет говорить с тираном откровенно, тот выходит из себя, пугаясь этой смелости в речах; если же кто говорит раболепно и униженно, то само это раболепие кажется ему подозрительным.
58 Говорят с ним как с равным — считает, что над ним глумятся; унижаются — думает, что обманывают. Когда бранят, оскорбляется намного сильнее, чем любой другой, ибо, властелин, он слышит о себе
59 только дурное. Его хвалят, он не радуется, потому что не верит в искренность похвал. В окружении самых прекрасных и роскошных сокровищ, которыми тиран владеет, он чувствует себя самым обездоленным. На любовь или дружбу он не может рассчитывать: воспитатель диких львов испытывает к своим питомцам больше любви, чем придворные и приближенные к тиранам.
60 А я иду туда, куда мне заблагорассудится, совсем один, хоть ночью, хоть днем,— сказал в заключение Диоген,— и я не испытываю никакого страха, когда прохожу, если нужно, без жезла глашатая по военному лагерю и даже через разбойничий привал. На своем пути я не встречаю ни врага, ни недруга. Если исчезнет вдруг все золото мира, все серебро, вся
61 медь, меня это ничуть не встревожит. Если землетрясение уничтожит даже все дома, как это случилось некогда в Спарте13, если погибнут все овцы и нельзя будет изготовить одежды, если неурожай охватит не только Аттику, но и Пелопоннес, Беотию и Фессалию, как это уже, по слухам, бывало и раньше, моя жизнь не станет от этого ничуть не хуже, не беднее.
62 Разве можно мне стать еще более нагим, чем теперь, или еще более лишенным дома? Все мне пойдет на пользу — и яблоки, и просо, и ячмень, и вино, и самые дешевые бобы, и желуди, испеченные в золе, и кизиловые ягоды, которыми, как рассказывает Гомер14, Кирка кормила спутников Одиссея, и, питаясь которыми, могут существовать самые крупные животные.

Примечания к речи VI

О Дионе - VI - VII - VIII - IX - X - XII - XVIII - XXI - XXXVI - LI - LIII - LV

Cодержание