КНИГА ТРЕТЬЯ

1. Об учреждениях персов, различных переменах в их
государстве и о том, что я считал нужным сказать о Хосрове
и его роде, все это рассказано, может быть, в более растяну-
том, чем нужно, изложении, притом, не связанном с преды-
дущим, но [рассказ этот] показался мне не лишним, не бес-
полезным, а таким, в каком, как мне кажется, приятное со-
единено с полезным. Поскольку это зависит от меня, я же-
лаю и больше всего добиваюсь, как говорится, соединения
харит с музами. Я следую отнюдь не добровольно тяго-
теющей надо мной необходимости, хотя желания и влекут
меня к иному. Писание истории является делом величай-
шим, святейшим, стоящим выше всякого другого занятия.
[Для меня же], сказала бы беотийская лира, оно является
побочным делом жизненного пути и я не имею возможности
заниматься тем, чем я больше всего желал бы. Мне следова-
ло бы ради подражания прилежнее перечитывать древних
мудрецов, узнавать и выбирать все, могущее принести поль-
зу, и быть для этого свободным и избавленным от других
работ. Я же, наоборот, просиживаю у императорского пор-
тика с раннего утра и до захода солнца, изучаю и объясняю
документы, связанные с судебными делами и процессами. Я
чрезвычайно страдаю, когда меня беспокоят ими, и в то же
время скорблю, когда не беспокоят, так как без труда и
беспокойства мне невозможно обеспечить себя достаточно
необходимым для жизни. Но если дело и обстоит так, я все
же, поскольку это зависит от меня, не успокоюсь и не пере-
стану заниматься любимым делом, если бы даже кто-нибудь
меня и упрекал, что я берусь за дело, превышающее мои
силы, и, как говорится, начинаю дело с конца, если бы даже
мои труды показались кому-либо совершенно лживыми и
пустыми порождениями рассеянного духа; мне самому, од-
нако, как это бывает у наиболее неопытных певцов, они все
равно не перестанут нравиться. Да чтобы не нарушать прили-
чия слишком длинными отступлениями и экскурсами, необхо-
димо вернуться к колхидским войнам и к прежней теме.

2. В двадцать пятый год царствования Хосрова, когда
война велась в области Колхиды и Мермерой умер, пошел
двадцать девятый год управления императора Юстиниана
римлянами. Когда Хосрову было сообщено о смерти Мер-
мероя, он, естественно, был очень опечален и обеспокоен
этим несчастьем. А чтобы войско в Лазике не оставалось
без вождя, он тотчас поставил во главе его Нахогарана, од-
ного из самых знаменитых и знатных своих людей.

Когда тот, приготовив все необходимое, направился в
путь, в Колхиде произошло удивительное и постыдное со-
бытие. После того как римляне, предавшись постыдному
бегству, как об этом выше было сказано, оставили даже
часть своего обоза для разграбления врагам, Губаз, царь ла-
зов, считал, что нельзя переносить такого позора, и боясь,
чтобы в будущем не произошло чего-нибудь еще более пре-
ступного, тотчас оповестил обо всем Юстиниана, обвиняя
военачальников, возлагая всю вину на их глупость, в осо-
бенности обвиняя Бессу, затем Мартина и Рустика. Этот
Рустик по происхождению был эллино-галатом. В войске он
находился не в качестве стратига или таксиарха и вообще
не имел никакой военной должности. Он был только одним
из служащих императорского казначейства, пришел не из
того ведомства, в котором собирались общественные налоги
(это было поручено другому), но того ведомства им-
ператорской сокровищницы, откуда посылались средства
для награждения отличившихся в боях. Поэтому этот чело-
век не играл второстепенной роли, но был среди наиболее
авторитетных людей, так что ему сообщались военные тай-
ны, а распоряжения вождей тогда только считались дей-
ствительными и долженствующими быть выполненными,
когда это ему было угодно. Юстиниан уже раньше был не-
доволен Бессой. Ему надлежало по взятии крепости Петры
до прихода Мермероя загородить, как можно более тща-
тельно, все проходы из Иверии.[54] Он мог с этой стороны
сделать недоступными для варваров горы Лазики. Этому
способствовала сама природа местности. Он же всем этим
по небрежности пренебрег, занятый объездом вверенных
ему городов и вымогательством у них денег. Вспомнив об
этом, когда до него дошло новое обвинение, Юстиниан лег-
ко ему поверил. Бесса бьш немедленно лишен власти. Иму-
щество его было конфисковано. Он был выслан в страну
абасгов и там должен был оставаться, выжидая дальнейших о
нем распоряжений. На Мартина [император] был сильно
рассержен, однако оставил ему высшее командование. Сре-
ди военачальников он был первым, Юстин вторым, Буза
после него и затем по порядку все остальные. И раньше
никогда Мартин и Рустик не относились к Губазу чистосер-
дечно, но глубокое и жестокое соперничество, едва прикры-
тое, разгоралось между ними, хотя еще не вылилось в от-
крытый пожар. Началось оно завистью и клеветой, а затем
было подогрето и увеличено постоянным и безрассудным
подозрением. Рассматривая все его действия с предвзятой
точки зрения и муча этим себя, они питали и укрепляли
соперничество. Губаз знал об их ненависти к нему и подоз-
рениях и, вызванный на ответную ненависть, часто называл
их трусами и хвастунами, которые не заботятся о серьезных
делах. На пирушках перед собеседниками он настойчиво
выражал свое негодование, и если к нему приходило по-
сольство от соседних народов, и тогда он не скрывал своих
нападок на них и не умалчивал ни о чем. Они же, не пере-
нося этого, разгневанные его доносом императору и считая,
что он не прекратит доносов, если они еще допустят ошиб-
ки, решили устранить Губаза, чтобы этим отомстить за по-
лученные обиды и освободить себя от всяких опасений на
будущее время.[55]

3. Обсудив тщательно между собою этот вопрос, и, на-
конец, придя к выводу, что прежде чем убить его, нужно
попробовать заручиться согласием императора, они посы-
лают в Византию Иоанна, брата Рустика, сообщить импера-
тору, что Губаз изобличен в благожелательном расположе-
нии к Персии. И вот Иоанн, добившись тайной аудиенции у
императора, оклеветал Губаза, как уже отпавшего от рим-
лян, и утверждал, что он скоро предоставит персам всю
страну, если только каким-нибудь способом ему не поме-
шают в этом. Император был поражен этим неожиданным
известием, но не поверил ему полностью. Придерживаясь
средней линии, он сказал: «Позаботьтесь, чтобы этот чело-
век был здесь». Иоанн же, боясь, чтобы не раскрылась кле-
вета, когда тот придет, сказал: «Будет исполнено, господин.
Однако, что нам делать, если он не пожелает добровольно
отправиться сюда?». - «Нужно принудить, как подданного, -
ответил император, - нужно употребить все средства при-
слать его сюда». Иоанн тотчас оборвал его: «Если он, при-
нуждаемый, будет сопротивляться, то что делать с ним?» -
«Что же другое, как то, что полагается с тираном; пусть
погибнет жалкой смертью», - ответил император. «Следова-
тельно, - сказал Иоанн, - тому нечего бояться, кто его убь-
ет?» - «Нечего, - ответил император, - если погибнет как
враг при сопротивлении и непослушании». Так ответил им-
ператор и приблизительно то же написал начальникам
войск. Иоанн ничего больше на узнавал и, считая, что его
желание удовлетворено полностью, тотчас возвращается к
колхам, везя это письмо. Мартин и Рустик, прочитав пись-
мо, решили, что дело хорошо подготовлено, и тотчас при-
ступили к его осуществлению. Итак, они призвали Юстина
и Бузу, скрыли задуманное и заявили, что нужно как можно
скорее идти к Губазу и обсудить с ним совместный поход
против персов в Оногурис. Те поверили и отправились вме-
сте. Их сопровождал небольшой отряд войска. Когда несча-
стный Губаз узнал, что к нему идут начальники войска, то,
не подозревая никакой опасности, он вышел к ним навстре-
чу у реки Хоб, беззаботный, ничего не опасаясь, сопровож-
даемый немногими своими, да и то невооруженными и не
приготовленными к бою. Ведь он шел к друзьям и близким,
не к врагам, а к защитникам страны от иноземных врагов.

4. Итак, все, сидя на лошадях, рассуждали о делах. То-
гда Рустик сказал: «Ты, Губаз, должен присоединиться к
нашему походу против персов и взять на себя часть наших
трудов против тех, которые занимают Оногурис. Позорно
терпеть их пребывание внутри нашей страны, в особенно-
сти, когда они чрезвычайно малочисленны и не могут со-
стязаться с нами». Губаз ответил: «Вам одним, добрые люди,
необходимо над этим поработать, так как вы одни являетесь
виновниками того, что случилось. Ибо если бы вы не были
поражены какой-то внезапной спячкой и распущенностью в
ведении дел, то ни укрепление это не было бы окружено
стеной, ни вы не были бы охвачены таким позорным и по-
стыдным бегством, и вообще ничего не случилось бы не-
достойного. Теперь же, если вы, как говорите, желаете сла-
вы, и если вы имеете мысли, достойные военачальников, это
служебное преступление вами же должно быть исправлено.
Я никогда за вами не последую и не приму участия в войне,
пока все, что вами упущено, не будет вами же и исправле-
но». Как только это было сказано, как будто бы это возра-
жение было признаком отпадения на сторону персов, оче-
видного и сознательного стремления к тирании, вышеупо-
мянутый Иоанн, явившийся вестником зла, тотчас же выхва-
тил кинжал, поразил Губаза в грудь, но еще не смертельно.
Тот же, у которого обе ноги свисали с лошади, сразу упал
на землю, не столько, думаю, от силы удара, сколько от не-
ожиданности. Один из дорифоров Рустика, выполняя при-
каз, ударом меча по голове окончательно добил его, барах-
тающегося по земле и пытающегося встать. Таким образом
был убит Губаз и по указанным причинам, как о том рас-
сказывают люди, наиболее осведомленные. Юстин и Буза.
конечно, скорбели и негодовали, считая случившееся ужас-
ным преступлением. Однако они сохраняли молчание, ду-
мая, что это - выполнение определенного приказания Юс-
тиниана. Все же войско лазов было охвачено огромным не-
годованием и скорбью, так что впредь не хотело ни соеди-
ниться с римлянами, ни воевать вместе с ними. Похоронив
убитого по своему обряду, они не принимали никакого уча-
стия в войне, считая себя жестоко оскорбленными и поте-
рявшими отечественную славу.

5. Лазы - народ очень многочисленный и воинственный.
Они властвуют над многими другими племенами. Гордясь
старым названием колхов, они сверх меры себя возвеличи-
вают и, может быть, не совсем без основания. Среди наро-
дов, находящихся под чужой властью, я не видел никакого
другого, столь знаменитого, так осчастливленного избытком
богатств, множеством подданных, удобным географическим
положением, изобилием необходимых продуктов, благопри-
стойностью и прямотою нравов. Впрочем, в старину жители
[Лазики] были совершенно незнакомы с благами, которые
приносит море, они не слышали даже названия корабль,
пока туда не прибыл известный [корабль] Арго. В настоя-
щее же время колхи совершают морские путешествия, когда
это возможно, и извлекают выгоду из торговли. Их, на-
конец, никак нельзя назвать варварами и не так они живут,
но общением с римлянами они приведены к гражданствен-
ности и законному порядку. Так что если отбросить
«медных быков» [легенды], рождение людей землей и про-
чие баснословные и невероятные сказки, которые выдуманы
поэтами об Айете, то настоящее положение вещей там
можно признать гораздо лучшим, чем раньше.[56] Таковы ла-
зы. Естественно, они считали, что им нанесена невыносимая
обида, что они несправедливо лишены своего царя. Римляне
же по наущению Мартина приготовились немедленно всеми
силами напасть на персов, осадив Оногурис.[57] Местность
эта свое имя получила в старину, когда, по всей вероятно-
сти, гунны, называемые оногурами, в этом самом месте сра-
зились с колхами и были побеждены, и это имя в качестве
монумента и трофея было присвоено туземцами. Теперь же
большинством оно называется не так, но по имени воздвиг-
нутого тут храма святого Стефана, который, говорят, пер-
вым выдержал добровольное состязание за людей, привер-
женных к христианству, и был побит камнями его против-
никами. Но нам, думаю, ничто не помешает воспользоваться
старым названием, что и больше подобает истории. И так,
римское войско готовилось к походу против Оногуриса.
Главные виновники убийства особенно на этом настаивали,
надеясь легко овладеть этим укреплением, а также на то,
что император, даже узнав об их обмане, не очень на них
разгневается, и конечным успехом с них будет снято всякое
обвинение. Итак, военачальники и войска, расположившись
лагерем в Археополе, приготовляли так называемые черепа-
хи и машины для метания огромных камней и другие по-
добные орудия для штурма стен, если это понадобится. Че-
репаха - сооружение, сплетенное из прутьев, с кровлей,
непроницаемое вследствие частоты прутьев, со всех сторон
прикрывающее входящих в него людей. Сверху и со всех
сторон сооружение покрывают шкурами, чтобы оно было
крепче и защищало от копий. Люди же внутри, находясь в
безопасности, незаметно подвигают его, куда хотят. Когда
же оно придвигается к башне или стене, находящиеся в нем
подкапывают землю и, вынимая ее, обнажают фундамент, а
затем, непрерывно работая ломами и молотами, подрывают
и расшатывают основание. Так римляне готовились к осаде.

6. В это время был захвачен оруженосцами Юстина
один перс, пробиравшийся в укрепление. Доставленный в
лагерь и подвергнутый сечению, он был вынужден правдиво
рассказать о планах своих и показал, что Нахогаран уже
прибыл в Иверию. Он послан им воодушевить войско, на-
ходящееся здесь, сообщением, что полководец скоро при-
будет. Он сказал, что персы, находящиеся в Мухиризисе и
Котаисии, в скором времени прибудут сюда помочь своим
соотечественникам. Они уже знают о нашем [римлян] по-
ходе. Когда это было сказано, римские военачальники не-
медленно начали совещаться о положении дел. Буза пред-
лагал со всем войском идти навстречу наступающим врагам.
Вследствие своей малочисленности они, по всей веро-
ятности, будут побеждены, и тогда, несомненно, сдадутся
очень скоро и находящиеся в укреплении, будучи лишены
помощи. Если же они и будут сопротивляться, то без вся-
кого труда будут подавлены. Это предложение понравилось
даже Улигангу, вождю герулов. Он часто повторял пого-
ворку, варварскую и незамысловатую, но дельную и полез-
ную, что нужно сначала раздавить пчел, а затем с удобством
собирать мед. Рустик же, сделавшийся самоуверенным и
наглым, как думаю, вследствие своего преступления и вслед
ствие того, что сговор с Мартином придавал ему духу, осы-
пал Бузу открытыми насмешками и словесными ос-
корблениями, говоря, что он никогда не подавал разумных
советов. Он считал наилучшим никогда не подвергать вой-
ско ненужному труду. Нужно всеми силами напасть на ук-
репление и захватить его без больших трудностей и пре-
дупредить, таким образом, врагов извне, небольшой же от-
ряд, если нужно, послать против неприятеля, чтобы задер-
жать быстроту их продвижения. Разумеется, план Бузы был
гораздо лучше и более соответствовал и положению дел,
лучшему способу военного искусства, и соединял предпри-
имчивость с безопасностью. Но так как, вероятно, все при-
нимали участие в преступлении, присоединившись и после-
довав за преступниками, то победило худшее и вредное
мнение для того, чтобы немедленно последовало наказание.
Против персов, наступающих из Мухиризиса, было послано
не более 600 всадников. Начальствовали над ними Дабрагез
и Усигард, оба варвары по происхождению, но поставлен-
ные во главе римских когорт. Все же остальные вместе с
начальниками, подойдя к укреплению, немедленно приня-
лись за дело. Придвинув машины, пытались пробить ворота
и, окружив всем множеством стены, метали копья. Персы
же, прикрываясь зубцами стен, всеми силами отражали их,
как этого требовала обстановка, осыпая римлян камнями и
удерживая внешние укрепления. Подвешивая сверху ткани и
покрываясь ими, они ослабляли этим силу ударов, которые
ими везде отражались. С обеих сторон сражались с вели-
чайшими воодушевлением и ожесточением. Казалось, ско-
рее происходит битва, чем осада, настолько велико было с
обеих сторон военное воодушевление и проявление военных
подвигов. Одни сражались за свою жизнь, которой угрожала
немалая опасность, другие же считали позором уйти без
результата, раз уже произведено нападение, не взяв укреп-
ления, не освободив Археополя от вражеского соседства.

7. В это время другой отряд персов - три тысячи хо-
рошо обученных всадников, - выступив из Котаисия и Му-
хиризиса, приближался к Оногурису. Они двигались неос-
торожно, не ожидая никаких враждебных действий против
себя. Внезапно на них наскочили Дабрагез и Усигард со
своими всадниками и тотчас обратили в бегство их, рас-
строенных этим внезапным нападением. Когда это стало
известно осаждающим крепость римлянам, они стали штур-
мовать с большим жаром. Со стен стащили прикрытия и без
всякого порядка, во многих местах перебравшись через сте-
ны, рассеялись по укреплению, надеясь на легкий грабеж,
так как внешние враги были прогнаны и никто им внутри
не угрожал. Но шедшие на выручку, как скоро узнали, что
не все римское войско напало на них, что только немногие,
притом скорее разведчики, чем настоящие воины, внезапно
издав громкий крик, бросились [на римлян]. Те, не выдер-
жав такой перемены, перешли к обороне, а затем обрати-
лись в поспешное бегство. Персы преследовали их на близ-
ком расстоянии.

Произошло так, что когда одни стремились захватить,
другие старались скрыться. Одновременно и те, кто бежал,
и те, кто преследовал неотступно, вместе добежали до ос-
тальных римских войск. Когда поднялся громкий крик, все
римское войско, бросив осаду и крепость, которая счита-
лась почти взятой, вместе с военачальниками обратилось в
бегство, не успев задержаться даже настолько, чтобы разо-
браться в случившемся, узнать, какое число бегущих и ка-
кое преследующих, но все неслись стремглав в беспорядоч-
ном бегстве, как бы охваченные безумной паникой. Персы,
окрыленные этим, преследовали бегущих еще сильнее. На-
ходящиеся в крепости (они видели происходящее), тотчас
же выйдя оттуда, присоединились к остальным персам в
преследовании римлян и тем сделали их бегство еще более
поспешным. Конечно, вся конница римлян в своем быстром
беге легко вышла из-под ударов копий. Из пехоты же мно-
гие были перебиты, задержанные на мосту реки, называемой
Чистой, через которую им нужно было перейти. Ибо там
вследствие тесноты невозможно было перейти одновременно
большому числу людей. Они толкали друг друга, и одни то-
нули в речном потоке, другие же, оттесненные назад, попа-
дали в руки врагов. Со всех сторон доносились стоны и,
может быть, все войско было бы истреблено, если бы вое-
начальник Буза, услышав крики и цопли и увидев величину
опасности, не повернул назад со своей дружиной и, высту-
пив против варваров, не задержал их натиск до тех пор,
пока римские войска, с трудим переправившись через мост,
не оказались в безопасном месте и не соединились с ос-
гальными. В прежнем лагере, который разбили вблизи Ар-
хеополя, никто не остался, но в страхе пробежали через
него, оставили там весь обоз, самые необходимые предметы
и предметы большой ценности и скрылись внутри страны,
доставив неприятелю не только славную и громкую, но и
весьма прибыльную победу.

8. Ибо они, найдя местность, лишенную людей, разру-
шили вал, разграбили все, что было в лагере, и радостные
возвратились назад, заняв снова старые места. Стало вполне
ясно, что божественное мщение за нечестивое убийство по-
разило римское войско, которое избрало наихудший план
действий и, насчитывая не менее 50 тысяч опытных воинов,
побежало так постыдно перед тремя тысячами персов, по-
неся притом большие потери. Сверх того, и сами виновники
преступления через непродолжительное время понесли тяг-
чайшее наказание, как мы дальше об этом расскажем. Когда
наступила зима, все войско было распределено по городам и
укреплениям там, где ему было указано. Между тем поло-
жение колхов было в высшей степени запутано и неясно,
так как виднейшие между ними люди недоумевали, что им
делать и куда обратиться.

Поэтому собрали они в укромном месте в одном из
ущелий Кавказа большинство народа, так, чтобы их планы
не стали известны римлянам, и устроили совещание по во-
просу, следует ли переходить к персам или оставаться еще
под властью римлян. Тотчас же были отвергнуты многие
предложения, одни призывающие к одному, другие к дру-
гому. Поднялся несказанный и беспорядочный шум, так что
даже нельзя было разобрать, кто говорит и что говорит. То-
гда их вожди призвали толпу к молчанию и предложили
желающим, кто бы они ни были, выступить и изложить в
порядке, что нужно делать.

Один из наиболее значительных людей среди них, по
имени Айэт, который болезненнее всех переносил это пре-
ступление и больше всех возмущался им, вообще всегда был
ненавистником римлян и благожелательно относился к пер-
сам, используя такой прекрасный повод, пытался раздуть
значение этого события выше всякой меры. Он утверждал,
что настоящее положение дел не нуждается ни в каком об-
суждении. Нужно немедленно и совершенно открыто пе-
рейти на сторону персов. Другие же доказывали, что не сле-
дует так внезапно изменять всю их жизнь, а нужно вни-
мательнее обсудить этот вопрос и принять наилучшее решение.

Он же, в гневе выступив вперед, говорил, как обычно
говбрят на народных собраниях. Он был более искусным
оратором, чем это свойственно варварам. Те аргументы, ко-
торые мог привести оратор, подкреплялись справедливостью
дела. А говорил он таким образом:

9. «Если бы римляне нас оскорбили словами или наме-
рениями, справедливо, чтобы и мы мстили за обиду подоб-
ным же образом. Но теперь как можно терпеть, что они нам
причинили такое страшное зло, а мы, вместо того чтобы
отомстить им за обиду, тратим время на промедления и раз-
мышления. Никто не может сказать, что враги не изо-
бличены самими делами и событиями; но нельзя сказать,
что они только это замышляли и держали в уме. Нет необ-
ходимости приводить какие-либо основания для доказатель-
ства их тайных и скрытых козней. Ведь такой выдающийся
муж, как Губаз, умерщвлен самым жалким образом, как
один из многих и презренных. Увяло старое достоинство
колхов и в дальнейшем нам следует уже думать не о том,
чтобы повелевать другими, но мы должны довольствоваться,
если нас не слишком будут притеснять те, которые когда-то
были нашими подданными. Разве не является абсурднейшим
делом по поводу таких обид сидеть и обсуждать, будем ли
считать их злейшими врагами или друзьями, хотя нужно
знать, что их наглость не ограничится этим, но если мы
простим это оскорбление, они на этом не остановятся; если
мы останемся спокойными, они будут нас оскорблять еще
бесстрашнее, ибо они всегда были жестокими по отноше-
нию к своим подданным и привыкли презирать своих кли-
ентов. Даже царя они имеют лукавейшего, который всегда
услаждается переменами в существующем строе. Поэтому-то
и преступление было так быстро совершено. Он на этом
горячо настаивал, они быстро и с готовностью выполнили.
Мы подверглись опустошению почти что ради них; мы не
дали им повода дан какой-либо обиды; не было никакого
повода к вражде. Но они совершили по отношению к нам
постьвднейшее и жесточайшее преступление, обращаясь с
нами так же, как и раньше, как бы внезапно и одновре-
менно показав по отношению к нам все виды зла: жесто-
кость, безумие, ненависть и тому подобное. У персов же
нравы не таковы. Существует большая разница. Если они
раз приобретут друзей, они всегда проявляют по отношению
к ним величайшее дружелюбие. По отношению к врагу они
проявляют величайшую ненависть до тех пор, пока враг
остается врагом. Как бы я желал, чтобы у государства кол-
хов была прежняя сила, так, чтобы оно не нуждалось в по-
сторонней и чужеземной помощи, но само удовлетворяло бы
своим нуждам во всех случаях - в мире и в войне.

Теперь же, когда или вследствие различия времени, или
вследствие враждебности судьбы, или по обеим причинам,
мы дошли до такой слабости, что подчинены другим, я счи-
тал бы наилучшим покоряться более разумным, которые
сохраняют дружбу к своим и верность договорам. Так мы
благополучно отделаемся от тех, кто является нашими дей-
ствительными врагами; совершенное ими преступление не
останется без наказания, и одновременно мы позаботимся о
нашей безопасности в будущем. Ибо их лукавые и льстивые
нравы, которые они выставляют с обманчивой кротостью и
притворной обходительностью, чтобы обманывать легко-
верных и затем их обижать, окажутся излишними и напрас-
ными. У них будет отнята всякая возможность подобных
действий против нас, так как у нас вследствие вражды будут
прерваны с ними всякие отношения и мы открыто от-
делимся от них. А если они попытаются начать против нас
войну и если им придется одновременно встретиться с ла-
зами и персами и притом во враждебной стране, они не вы-
держат первого натиска. Недавно только со всем своим вой-
ском они сразу были обращены в постыднейшее бегство
небольшим отрядом персов и еще до сих пор не отдышались
от этого бегства и, побежденные, так сказать, во всем, одной
скоростью бега они победили преследующих их персов.

10. Ясной и вероятнейшей причиной этого, как всякий
скажет, является трусость и порочность их планов. Ибо
бесчестие им присуще как характерное и прирожденное
качество. И когда к врожденным порокам присоединяется
добровольное преступление, то оно удваивает бедствие по-
гибающих по воле божественного провидения в виде иску-
пительной жертвы за допущенное преступление, ибо победа
утверждается не столько оружием, сколько благочестием, и
я полагаю, что никогда преступные и нечистые люди не по-
лучат божественной помощи».

Если мы благоразумны, то нельзя присоединяться к тем,
у кого нет даже здравого ума и которому враждебен тот, от
руки которого зависит участь всех. Итак, показано открыто
и притом скорее самими делами, чем словами, что наш пе-
реход к персам будет легким, весьма выгодным для нас и
прежде всего угодным богу. И мы не будем казаться невер-
ными и поступающими несправедливо. Ибо и раньше весьма
часто мы были оскорбляемы римлянами. Однако считали
нужным оставаться при старом положении вещей, считая
никуда негодным производить перемены по любым предста-
вившимся случаям, хотя бы они были и очень важны, но все
же были переносимы и не являлись такими совершенно не-
терпимыми. Но теперь, когда нас поразили чрезвычайные и
непоправимые бедствия, переносить это легко без всякого
огорчения, не оскорбляться такими низкими и жестокими
деяниями, - это свойство не благоразумных, но робких и
жалких людей, под предлогом сдержанности прикрывающих
свое равнодушие к общественным делам. Большего по жес-
токости преступления, я думаю, никто и из чужих не ука-
жет, и нельзя пренебрегать совершенным. Поэтому и мы не
можем пренебрегать, и нашим бесчестием будет, если увидят
нас, забывших своего царя и прислуживающих его убийцам.

«И если бы могло случиться, чтобы он присутствовал
здесь, он, несомненно, взывал бы к вам и горячо упрекал за
ваше малодушие, за то, что эти преступники еще находятся
на его земле, а не изгнаны из нее давно. Но так как он не
появится и не будет призывать вас, вы в своей душе пред-
ставьте, что он находится среди вас и, стоя среди вас, пока-
зывает свои раны - и грудь и голову, и призывает свой на-
род хотя бы теперь отомстить врагам. Поэтому, кто из вас
может сомневаться и раздумывать, справедливо ли колхам
питать сострадание к Губазу? Если мы будем опасаться того,
справедлив ли будет наш переход к персам, то нам придется
бояться оказаться участниками преступления, покинув его и
пренебрегая отмщением за его убийство. Мы будем считать-
ся более вероломными, если при жизни его проявляли к
нему такую дружбу, а после смерти потеряли даже память о
нем. Конечно, когда дела идут хорошо, было бы великим
безумием изменять старые учреждения, но когда дело об-
стоит совершенно иначе, я считал бы пагубным не уметь
быстро приспособляться к обстановке. О постоянстве нужно
судить по делам, отвечающим разуму. Сохранять настоящее
положение дел не всегда похвально, но только тогда, когда
это сообразно с рассудком. Когда же случается то, чем
нельзя пренебрегать и что не подобает отбрасывать, то пре-
ступником оказывается скорее тот, кто держится за старое
и на этом упорствует, чем тот, кто переходит к новому. Ко-
гда об этом от нас услышат и в этом разберутся персы, они
по справедливости будут обходиться с нами дружественно и
будут сражаться за нас, так как они одинаково человечны и
великодушны, умеют хорошо приспособиться к обычаям
соседей и особенно, принимая в добровольный союз страну,
столь удобно географически расположенную, и столь значи-
тельное войско, которое они хотели бы иметь с затратой
больших средств и усилий. Итак, ни о чем, кроме этого не
думайте, но тотчас приступим к самому делу и осуществим
задуманное. Так мы добьемся величайшей славы, совершив
дело правильное и справедливое, могущее принести только
пользу».

II. Когда Айэт сказал это, тотчас вся толпа поднялась с
криком и требовала в тот же день перейти на сторону пер-
сов, хотя те не были об этом извещены, и сами [колхи] не
были настолько приготовлены, чтобы скрыть случившееся
от римлян или их отразить, если они попытаются помешать
переходу. Нисколько не заботясь о будущем, ни о том, во
что обойдется это предприятие, толпа беспорядочно требо-
вала ускорить решение. Ибо вообще свойственно и врож-
денно толпе стремиться к новизне и радоваться переменам.
Эти же были сильно возбуждены и раздражены не только
как варвары, но в особенности потому, что считали пере-
мену справедливой и были восхищены речью Айэта, кото-
рая еще сильнее их возбудила и возмутила. Когда они так
шумели, успокоил их возбуждение один человек по имени
Фартаз, человек, пользующийся у колхов исключительным
авторитетом, разумный и умеренный, очень популярный. Он
усмирил их задор, умоляя не решать этого дела, прежде чем
не выслушают его.

С трудом приведенные к спокойствию авторитетом его
имени, они остались на своих местах, а он, выйдя на сре-
дину, говорил таким образом: «Мы не испытали ничего но-
вого, колхи, возбужденные силой красивого слова. Ибо
красноречие - непобедимая сила. Оно воздействует на всех,
в особенности на тех, кто никогда раньше не подвергался
его воздействию. Но не таково оно для тех, кто может ему
противостоять мудрым рассуждением, вытекающим из рас-
смотрения сущности дела. Поэтому не одобряйте то, что
было сказано. Оно кажется правдоподобным только вслед-
ствие неожиданности и необычайности сказанного, а не
вследствие полезности и правильности. Поймите лучше, что
хотя бы эти слова и были вам очень приятны, вы можете
выбрать лучшее. Лучшим свидетельством обмана пусть бу-
дет самый способ легкого убеждения. Только желающий
советовать лживое нуждается в большем украшении и раз-
нообразии речей с тем, чтобы красотою речи скорее увлечь
простые души. Слушая эти привлекательные, но об-
манчивые доводы Айэта, вы не понимаете сами, как вас об-
манывают. Каждому должно быть ясно если не другое, то
хоть то, что он с самого начала поставил [на обсуждение]
другой вопрос, совершенно чуждый тому, ради которого мы
собрались. Так, например, когда вы все говорите, что нет
ничего ужаснее случившегося и всячески осуждаете это
убийство, и обсуждаете единственно вопрос, действительно
ли виноваты те, кто обвиняется в убийстве Губаза, он обо-
шел их обвинение и много слов потратил на то, что уже
известно. Я также считаю проклятыми, ненавистными богу
и охотно бы видел погибшими от самой жестокой казни не
только прямых убийц, которые совершили преступление
своими руками, но также всех тех, кто позволил совершить
преступление, хотя и мог помешать, сверх того, всех тех,
кто радовался этому, всех, кто не скорбел об этом.

Но если я это признаю, то отнюдь не признаю полезным
переход к персам. И пусть никто не считает благоразумным
и последовательным, что если по отношению к нам совер-
шили преступление, то нужно и нам продать отечественные
законы; если мы раздражены вероломством, то отсюда не
вытекает, что мы должны усвоить такие же методы. И те-
перь мы не можем переделать то, что случилось и совер-
шено, не нужно помыслить о том, чтобы мы, обсуждая дела
с душой, охваченной гневом и негодованием, не затемнили
неблагоразумно наше суждение, лишив себя возможности
более здравого и разумного решения. Ибо свойство безрас-
судных - постоянно волноваться и терзаться прошедшим.
Свойство же мужей мудрых - изучать неожиданности судь-
бы, не смущаться неожиданными переменами с тем, чтобы,
лишившись чего-либо в прошлом, не утратить надежду на
будущее.

12. Но этот советник, который давно уже благожела-
телен к персам и стремится всячески, чтобы мы перешли к
ним, пытается запугать нас, как детей, а именно
[утверждая], что римляне не удовлетворятся тем, что они
против нас осмелились сделать, но поразят нас еще более
жестокими бедствиями, и что их царь постоянно желает
нововведений, что он является главным участником и за-
чинщиком давно задуманного и подготовленного убийства,
и, говоря это, превозносит персов удивительными похва-
лами, надеясь, что он убедит нас этим способом сделаться
просителями и добровольными перебежчиками к тем, кто
для нас по природе является величайшим врагом. К этой
единственной цели он стремится, это он задумал с самого
начала и, стремясь совершить то, что он заботливо обдумал
и безрассудно советует, нарушает и перемешивает порядок
обсуждения, делая обсуждение бесполезным. Решению
обычно предшествует обсуждение, которое исследует вещи,
недостаточно ясные. И только тогда, когда установлено то,
что нужно делать, необходимо наличие и воли, и решимости
совершить то, что задумано и постановлено. Этот же из
конца делает начало, уже постановляя раньше, чем рас-
смотрен вопрос. Ибо какая будет польза от обсуждения,
если оно последует за решением? Вы же, колхи, присту-
пайте к обсуждению без всякой предвзятой мысли и не при-
держиваясь какого-либо предвзятого мнения. Как можно
преодолеть превратности судьбы и направить события к
желаемой цели? Нужно пользоваться иным методом, мыс-
лить о своих делах без всякой предвзятости и свободно,
гщательно взвешивать все обстоятельства для того, чтобы
принять наиболее обдуманное, вытекающее из сущности
цела решение. Если мы так будем рассуждать, для нас тот-
час же станет ясным, что ни римские войска, ни их воена-
чальники, ни, меньше всего, сам император, не строили
козни против Губаза. Ибо у них самих общеизвестно и ус-
тановлено, что Рустик и Мартин, завидуя его счастью, были
охвачены личной злобой, причем прочие вожди не только
не помогали им, но даже болезненно перенесли случив-
шееся. Бесчестно и сверх того бесполезно из-за вины од-
ного или, может быть, двух дерзко нарушать общественные
законы, которые мы привыкли соблюдать, так легко изме-
нять весь образ нашей жизни, к которому мы так хорошо
привыкли, выставлять себя предателями и дезертирами по
отношению к тем, которые стоят на страже нашей страны,
чтобы мы жили спокойно и безопасно, и, наконец, что яв-
ляется самым нечестивым, отказаться от истинной религии
и священных тайн. Ибо это неизбежно произойдет, если мы
перейдем на сторону ожесточеннейших врагов божествен-
ного имени. Если они запретят нам сохранять верность на-
шей вере, то принудят нас перейти к своей, что ужаснее
этого для нас может быть, одинаково и для живых и для
умерших? Ибо какую выгоду мы приобретем, если присое-
диним к себе (допустим, что это так) всю Персию, а погу-
бим наши души? Но если даже сделают уступку и позволят
[сохранить религию], прочного дружелюбия с их стороны
по отношению к нам не будет, но будет неверное и не пря-
мое, измеряемое одной только выгодой.

Ибо никогда не может быть прочного товарищества ме-
жду теми, которые придерживаются разных религиозных
верований. При отсутствии застращивания и выгоды посто-
янная и прочная верность сохраняется только при согласии
взглядов. Даже родственники, близкие и земляки, если ли-
шаются единства взглядов, пользуются только именем друж-
бы, а на самом деле по отношению друг к другу являются
совершенно чужими людьми. Итак, колхи, с какой доброй
надеждой мы перейдем к персам, если они неизбежно ока-
жутся нашими врагами, и ничего лучшего отсюда не про-
изойдет для нас, кроме того, что мы тем легче будем при-
тесняемы ими, так как гораздо труднее остерегаться скры-
того врага, чем явного. Далее, если хотите, допустим, что
все обстоит так [как говорит Айэт], что это не противоре-
чит ни справедливости, ни чести, и будем считать, что нра-
вы персов постоянны и верны, что они всегда будут со-
хранять договоры и соглашения. Но если даже это будет
налицо и у нас не будет никакого другого препятствия, то
все же наши силы для этого предприятия недостаточны. В
самом деле, каким образом мы перейдем к ним, когда нам
угрожают римляне и притом настолько многочисленные и
сильные, имеющие виднейших вождей? Каким образом мы
избежим жесточайшего возмездия, когда те, которым над-
лежит прийти к нам на помощь, будут медлить вдали в Иве-
рии или медленно оттуда двигаться, а те, которые будут
осуществлять возмездие, занимают всю страну и обитают в
наших городах?

13. Хотя этот благородный человек и говорит, что они
не выдержат и первого нашего нападения, используя в каче-
стве довода то, что недавно случилось, но кто не знает слу-
чайностей войны и того, что она отнюдь не протекает в оп-
ределенном порядке! И злая судьба не всегда будет пре-
следовать тех, которые сейчас очень плохо ведут свои дела.
Напротив, победа часто переходит к побежденным и ис-
правляет превратности судьбы. Поэтому нам не подобает
быть чрезмерно самоуверенными, как будто им уже предо-
пределено сообразно с их правами и привычками во всех
сражениях терпеть поражения. Если они побеждены только
потому, что действовали не так, как должно, то этот пример
нужно обратить в нашу пользу и предупредить опасности,
вытекающие из необдуманных решений. Таким образом, из
предшествующих случаев мы не можем обнадеживать себя
верной победой над ними. Правдоподобно, что те, которые
раньше ошибались, наученные самим опытом, чего нужно
избегать, будут вести свои дела в дальнейшем с большей
заботливостью и исправят то, что раньше было упущено и
пренебрежено. Если же бог им враждебен за совершенное
преступление, и за это они подвергаются бедствиям, зачем
нам вмешиваться и предлагать ему наше содействие, как
будто он сам не осуществит правосудие и как будто он ну-
ждается в нашей помощи? Какой большой пример бесчес-
тия останется для других, если мы оскорбим нашим отпаде-
нием высшее благо, которое и при нашем спокойствии за-
щищает нас должным образом. Пусть никто не показывает
нам мертвого Губаза, выступающего среди нас с малодуш-
ными речами и умоляющего своих соотечественников сжа-
литься над ним, показывая нанесенные ему раны. Это, мо-
жет быть, и подходит изнеженным порочным душам, но от-
нюдь не свойственно царю, притом царю лазов, а тем более
Губазу. Ибо, если бы он в самом деле присутствовал среди
нас, то, как человек благочестивый и здравомыслящий, он,
несомненно, сурово осудил бы нас за подобные замыслы и
дал бы нам наказ не падать так духом и не впадать в рас-
слабление, не скрываться тайно по обычаю рабов, но муже-
ственно противостоять несчастью, придерживаясь, в боль-
шей степени, колхского образа мыслей, свободного от пред-
взятости, и не допускать ничего позорного, недостойного
отечественных нравов, остаться при настоящем [порядке],
быть убежденными, что божественная помощь никогда не
оставит народ колхов. Поэтому не является ли высшей без-
рассудностью [тот факт, что] в то время, как он, насильст-
венно умерщвленный, несомненно, учил бы нас так, мы для
того, чтобы показать наше к нему расположение, думаем
как раз противоположное? Я боюсь, чтобы мы не подверг-
лись величайшему наказанию уже за то, что обсуждаем и
обдумываем подобные планы. Наконец, если бы мы замыш-
ляли отпадение в деле сомнительном, допускающем разные
решения, то и тогда было бы рискованно в вопросах такой
важности зависеть от случайности, но тогда было бы позво-
лено создателям этого плана рассуждать свободнее и безза-
стенчивее. Но если порочность этого совета и бедствия,
отсюда вытекающие, для всех ясны и очевидны, разве не
достойны вашей ненависти те, которые наталкивают вас на
этот путь? Поэтому нужно воздержаться от всего этого, и
это умеренно сказано. Я же думаю, что о случившемся нуж-
но сообщить императору и просить его по справедливости
покарать главных виновников этого преступления. Если он
пожелает это сделать, раздоры наши с римлянами тотчас
прекратятся, и наше старое и привычное братство с ними в
трудах и походах возобновится. Если же он откажет в на-
шей просьбе, то тогда только надлежит нам обсудить, не
выгоднее ли нам вступить на другой путь. Если мы так сде-
лаем, то нас нельзя считать забывающими об умерщвленном
Губазе, и в то же время мы не окажемся действующими
скорее безрассудно, чем по расчету».

14. Когда это было сказано, колхи, как говорится, про-
пели палинодию и изменили решение. В особенности к
этому их побудила боязнь лишиться истинного богопочита-
ния и веры, если они отпадут к персам. После того как
мнение Фартаза победило, тотчас были выбраны лучшие и
знатнейшие из народа колхи, которые должны были сооб-
щить императору Юстиниану, что было совершено над Гу-
базом, раскрыть ему весь обман, а именно, что он никогда
не был сторонником персидской партии, никогда не пред-
принимал ничего против римлян. Мартин же и Рустик воз-
вели на него эту клевету за то, что он их часто порицал за
многочисленные допущенные по лености и безрассудству
ошибки, и убили невинного. Они просили дать душе уби-
того это удовлетворение. Они не сказали ничего другого,
кроме того, чтобы он не оставлял неотмщенным это пре-
ступление, а царем им не назначал какого-нибудь чужеземца
и иностранца, но Цату, младшего брата Губаза, который в
то время находился в Византии, так, чтобы у них снова бы-
ли восстановлены отечественные законы и непрерывная,
нерушимая с древности последовательность царского пре-
столонаследия. Император признал их просьбу правильной
и справедливой. Он весьма быстро удовлетворил их просьбу
и послал Афанасия, одного из первых членов сената, дпя
тщательного расследования преступления и суда сообразно
римским законам.

Тот явившись в Лазику, тотчас послал Рустика в город
Аспарунт и держал там взаперти в местной тюрьме. Иоанну
же, который обманул императора, сделался одним из глав-
ных участников преступления и пытался тайно скрыться и в
бегстве искать себе спасения, на пути случайно встретился
Метриан. Он был одним из императорских дорифоров, ко-
торых зовут скрибонами. Послан он был сюда, чтобы ока-
зать помощь Афанасию и выполнять его указания. Захватив
Иоанна, Метриан представил его судье, который и его по-
слал в Аспарунт, где он содержался в тюрьме в цепях, до
окончания начавшегося судебного расследования.

15. Как только началась весна, Нахогаран прибыл в
Мухиризис и тотчас начал собирать войска и со всей тща-
тельностью готовиться к войне. Равным образом и римляне,
собравшись вокруг Острова, приготовлялись, и развязка,
естественно, задерживалась. Тогда наибольшей заботой их
было приготовить все нужное для ведения войны. Уже и
Цата прибыл из Византии с Сотерихом, получив царское
достоинство и свои инсигнии от римского императора по
старому обычаю. Этими инсигниями являлись золотая ко-
рона, усеянная драгоценными камнями, и хитон, шитый зо-
лотом, опускающийся до пят, пурпуровые сапоги и митра,
равным образом украшенная золотом и ценными камнями.
Пурпуровую же хламиду носить царям лазов не положено.
Но разрешена только белая, однако не обычная. Посредине
с обеих сторон отсвечивает она золотым шитьем, с импера-
торской фибулой на хламиде, украшенной драгоценными
камнями и другими свешивающимися вниз украшениями.
Когда Цата вступил в царском облачении в свою страну,
военачальники и все римское войско, вышедшее с привет-
ствием, встретили его с должными почестями. Они шли
впереди его, великолепно вооруженные, большою частью
конные. Лазы, с трудом оставив свою скорбь, обратившись
к радости, провожали его, сменяя друг друга. Со всех сто-
рон звучали трубы; знамена высоко развевались. И было
торжество блестящим, горделивым и более праздничным,
чем это обычно бывает в царстве лазов. Цата, ставши у вла-
сти, взял в свои руки руководство и управлял своим на-
родом, как ему было угодно и как требовал отечественный
обычай. Военачальник же Сотерих отправился в указанный
ему путь. Ибо он привез императорские деньги для раздачи
соседним варварам в качестве императорской субсидии. Эта
раздача проводилась ежегодно с древних времен. Следовали
за ним и старшие сыновья Филагрий и Ромил, чтобы тотчас
по выходе из домашней обстановки приучаться к посильным
трудам, так как они уже достигли возмужалости и были
способны к труду. Третий же из них, Евстратий, был остав-
лен в Византии, так как еще был очень молод и, сверх того,
слабого телосложения. Когда Сотерих пришел в страну ми-
симиян, они были подданными царя колхов, так же как ап-
силийцы.[58] Но язык у них разный, так же как и нравы. Жи-
вут же они севернее народа апсилиев и несколько восточ-
нее. Итак, когда он пришел к ним, они были заняты обсуж-
дением вопроса о его намерении передать одно из их укреп-
лений, расположенных у самых границ лазов, которое они
называют Бухлоон, аланам, чтобы послы более отдаленных
народов, собираясь там, получали субсидии и чтобы больше
не было необходимости привозящему деньги огибать пред-
горья Кавказских гор и самому идти к ним.

16. Когда мисимияне об этом или узнали, или только
подозревали, они послали к нему двух наиболее знатных
людей, по имени Хада и Туана. Те находят его, остановив-
шегося возле самого укрепления. Подозрения их еще более
усилились. Они сказали: «Ты хочешь нас обидеть, воена-
чальник. Не подобает тебе позволять другим отнимать наше,
ни самому этого желать. Если же у тебя нет такого намере-
ния, как можно скорее отсюда уходи и избери себе другое
местопребывание. У тебя не будет недостатка в не-
обходимых продуктах: мы все будем доставлять. Здесь же
тебе оставаться нельзя никоим образом, и мы не допустим,
чтобы ты медлил и оставался здесь».

Сотерих полагал, что никак нельзя стерпеть столь дерз-
кие речи. Считая, что нельзя позволять подданным колхов,
которые повинуются римлянам, так неистовствовать против
римлян, он приказал своим телохранителям избить их пал-
ками, которые те носили. Те жестоко с ними расправились
и отпустили их полумертвыми. Совершив это, Сотерих ос-
тавался там же, полагая, что из этого не произойдет ника-
кой беды и что ему так же нечего бояться, как если бы он
подверг телесному наказанию своих преступных рабов, и
затем, когда настала ночь, беззаботно лег спать, не расста-
вив никаких караулов. Равным образом его сыновья, спут-
ники, домашняя прислуга и рабы, следовавшие за ним, все
они более беззаботно, чем следовало в неприятельской
стране, предались сну. Между тем мисимияне, не стерпев
полученного оскорбления, вооружившись, набросились на
них и, ворвавшись в помещение, где почивал военачальник,
немедленно перебили спавших рабов. Когда, естественно,
поднялся сильный крик и шум, сознание беды дошло до
Сотериха и прочих, которые там находились. Когда они со
страхом соскочили со своих постелей, еще отягченные и
расслабленные сном, то совершенно не могли защищаться.
У одних закутанные шкурами ноги препятствовали движе-
нию. Другие же, бросившись за мечами, чтобы принять уча-
стие в беспорядочной схватке, беспомощно метались впоть-
мах, не зная, что делать, и наталкивались на стены, позабыв,
где положили оружие. Некоторые, отчаявшись в обрушив-
шемся на них бедствии, ничего и не предпринимали, а толь-
ко звали один другого и издавали жалобные вопли, не зная,
что предпринять. Когда они находились в таком состоянии,
ворвавшиеся варвары изрубили самого Сотериха и его детей,
и всех прочих; разве только кто случайно ускользнул через
заднюю дверь или другим способом. Когда преступники это
сделали, они ограбили поверженных и все имущество, кото-
рое те привезли с собою, и сверх того императорскую каз-
ну, расправившись [с Сотерихом и его свитой] как с на-
стоящими врагами, а не друзьями и господами.

17. Когда, после совершения этого жестокого убийства
и выполнения преступного замысла, разгоряченные их стра-
сти улеглись и гнев утих, тогда, рассмотрев совершенное
ими, они начали задумываться и поняли, какой жребий ими
брошен, а именно, что в ближайшее время придут римляне
для отмщения, а они не смогут выдержать их нападения.

Поэтому открыто отпав [от римлян], они перешли на
сторону персов и послали посольство, добиваясь, чтобы те
приняли их под свою защиту и немедленно оказали бы им
помощь, как своим подданным. Известие это, сообщенное
римским военачальникам, вызвало у них гнев и величайшее
огорчение. Но они никак не могли немедленно отомстить
мисимиянам, поглощенные еще более важными заботами,
так как Нахогаран уже вел 60 тысяч вооруженных людей к
Острову, который в то время занимали Мартин и Юстин,
сын Германа. Наемники же из гуннов, которых называют
савирами (у римлян находился отряд - около двух тысяч
тяжело вооруженных, которыми предводительствовали Баи-
мах, Кутилзис и Илагер, знаменитейшие у них люди), рас-
положились лагерем у Археополя и прилегающих мест-
ностей, чтобы по обыкновению тревожить врагов, которые,
как предполагалось, должны были здесь проходить, и за-
труднять им переход, делая его более опасным. Нахогаран
же, после того как узнал, что савиры занимают эти места,
тотчас послал против них отряд в три тысячи, отобранных
из вспомогательных дилимнийских войск, с предписанием -
он был заносчив и кичлив - всех истребить и не оставлять в
тылу у него, когда он будет идти в бой. Дилимниты - это
весьма многочисленное племя, обитающее по соседству с
Персидской страной, на среднем течении реки Тигра. Их
можно причислить к самым воинственным народностям.
Они не являются стрелками или сражающимися издалека.
Они носят копье и сариссы, меч, свисающий с плеча, ма-
ленький кинжал, привязанный к левой руке, защищаются
большими и малыми щитами. Их нельзя назвать ни легко
вооруженными, ни оплитами и тяжеловооруженными вой-
сками. В случае необходимости они издали мечут копья и
сражаются врукопашную. Они хороши в столкновении с
неприятельской фалангой и сильным натиском могут про-
рывать густые неприятельские ряды, опытны в перестройке
боевого порядка и в приспособлении к любой случайности.
Они легко взбираются на высокие холмы, занимают возвы-
шенности и с величайшей быстротой, если это нужно, убе-
гают назад и, снова повернувшись, с ожесточением теснят и
преследуют врагов. Искушенные и весьма опытные во всех
видах боевых действий, они наносят врагам весьма тяжелые
удары. Уже давно приученные к войне, они издавна сража-
ются под знаменем персов, но не по принуждению, как под-
данные. Ибо они свободными живут по своим законам и не
привыкли подчиняться насилию и чьему-либо произволу.[59]

18. Итак, этот отряд дилимнитов с наступлением ночи
двинулся против савиров, предпочитая напасть на них, еще
спящих, и таким образом легче истребить их всех. И я по-
лагаю, они не ошиблись бы в своей надежде, если бы судьба
их не обманула. Когда они шли в этот поход, им случайно в
темноте и безлюдии попался один колх. Они за него жадно
ухватились и принудили его стать проводником к савирам.
Это поручение он весьма охотно исполнил и шел впереди
их. Когда же он достиг густого леса, он постепенно собрал-
ся с духом и от них отделился. Ему удалось избежать пре-
следования. Предупредив врагов, он быстро добрался до
савиров и нашел их всех лежащими на земле и крепко спя-
щими. «О, несчастные, - закричал он громко и пронзитель-
но, - вы сейчас погибнете». Когда они с трудом пробуди-
лись, он объявил им, что враг сейчас нагрянет. Они с шу-
мом вскочили, вооружившись, вышли за укрепления из
кольев и, разделившись на две части, устроили засаду, ос-
тавив без охраны вход в ограду лагеря, а равным образом и
хижины, построенные из кольев и шкур. А дилимниты, сде-
лав огромный крюк по незнакомству с местностью, все же
до рассвета добрались до лагеря гуннов. Уверенные на свое
горе [что их не ждут], они вторгаются в лагерь, собираются
внутри и, выступая молчаливо, без всякого шума, чтобы не
догадались гунны и не поднялись, начинают метать копья в
их убежища и хижины, рассчитывая перебить спящих и уже
считая дело поконченным. Между тем, савиры, выскочив с
двух сторон из засады, внезапно набрасываются на них. Они
же, пораженные этим внезапным неожиданным ударом, ко-
гда надежды их сменились отчаянием, приведенные в беспо-
рядок, не знали, что им предпринять. Ибо им, сбившимся на
небольшом пространстве, было нелегко спасаться бегством.
Не могли они точно распознать, кто их враги, так как при-
шлось бороться и с ночью и со страхом. Поэтому тотчас же
они были истреблены савирами, не оказав даже попытки к
сопротивлению. Восемьсот человек погибло в лагере. Ос-
тальные, с трудом выбравшись из него, блуждали беспоря-
дочно, не зная, куда идти. Им казалось, что они убежали
далеко: на самом же деле, сделав круг, они возвращались
обратно и попадали в руки врагов. Так прошла вся ночь.
Утром, когда рассвело, оставшиеся в живых дилимниты,
узнав дорогу, бросились прямо в персидский, лагерь, причем
савиры и теперь не переставали их преследовать и наседать
на них сзади.

Между тем военачальник Бабас, который уже давно ко-
мандовал римскими войсками, находящимися в Колхиде, в
это время ночевал в Археополе и, когда началась суматоха
и вокруг раздался крик, не зная, что делается, но сохраняя
хладнокровие, молча скрывался внутри. Когда же солнце
осветило вершины гор, он быстро разобрался в про-
исходящем, а именно, что савиры гонят дилимнитов. Тогда
и он, выскочив из укрепления с отрядом, который оказался
у него под рукой, учинил им немалое побоище, так что едва
тысяча добралась до Нахогарана.[60]

19. Последний, потерпев неудачу в своем предприятии,
тотчас направился к Острову и, разбив лагерь вблизи рим-
лян, вызвал Мартина для переговоров. Когда тот явился, он
сказал «Ты, военачальник, весьма сообразительный и благо-
разумный человек. Ты один из тех, которые обладают наи-
большей властью у римлян. Неужели ты не желаешь осво-
бодить каждого из наших государей одновременно от трудов
и от вражды? Итак, если ты желаешь заключить перемирие
и мирный договор, то перейди с войском в Трапезунд, город
Понтики. Мы же, персы, останемся здесь. Благодаря этому
мы будем не торопясь, спокойно договариваться о переми-
рии и мире, пользуясь верными посредниками. Если же ты
добровольно не выведешь отсюда войско, то знай, добрый
человек, что ты будешь изгнан силой. Ибо я считаю победу
обеспеченной. Ее я держу в руках так же, как эту вещь».
Говоря это, он показал кольцо, которое носил. Мартин в
ответ сказал: «И я очень желаю и ценю мир и буду помогать
осуществлению твоего предложения. Но я думаю, что мы
этого добились бы лучше, если бы ты как можно скорее
перебрался в Иверию. Я же возвращусь в Мухиризис, и то-
гда мы внимательно обсудим наши дела. Ты можешь гово-
рить о победе кичливо и заносчиво, считать ее продажной,
легко приобретаемой, зависящей от нашего усмотрения. Я
же считаю, что победа зависит от единого бога, и она дается
не гордецам и чрезмерно самонадеянным, но тем, кому даст
это общий творец и управитель». Когда Мартин, оскорб-
ленный заносчивостью, с большой энергией и достоинством
дал этот ответ, не договорившись о мире, они прекратили
переговоры. Один вернулся в лагерь, Мартин же на Остров.
Нахогаран, полагая, что ему там никак нельзя оставаться,
решил подойти к городу Фазису и там скорее вызвать на
бой римлян. Он считал, что эТо укрепление очень легко
взять, так как оно все выстроено из дерева, а окружающие
его обширные равнины удобны для сооружения лагеря. О
том, что город Фазис назван по имени реки, я думаю, всем
хорошо известно. Эта река протекает около города и впада-
ет в Эвксинское море. Город расположен у морского побе-
режья и устья. Отстоит от Острова приблизительно на
шесть парасангов к западу.[61]

20. Итак, немедленно глубокой ночью спустив на реку
лодки, привезенные на телегах, и связав их, Нахогаран тай-
но от римлян построил мост и перевел все войско на проти-
воположный берег. Он хотел добраться до южной части
города, где воды Фазиса, казалось, никак не могли ему по-
мешать приблизиться к стене, ибо эта река уклоняется к
северу и впадает [в море]. Отойдя от реки, как только стало
рассветать, Нахогаран продолжал свой путь. Обойдя Остров
как можно дальше, Нахогаран двинулся своим путем.

Римляне, узнав о походе почти около полудня, были
этим чрезвычайно расстроены и пытались всеми силами
предупредить врагов под стенами города. Поэтому, заполнив
все триремы и легкие тридцативесельные суда, которые
стояли в порту, они быстро понеслись по течению реки. Но
Нахогаран опередил их. Дойдя до середины реки между
Островом и городом, он преградил все течение реки брев-
нами и лодками, соединенными между собой, и сзади по-
ставил группы слонов, там, где можно было пройти. Рим-
ский флот, увидя это издали, повернул кормы судов и от-
ступил, усиленно гребя веслами, борясь с большим трудом
против течения быстрой реки. Тем не менее персы захва-
тили два пустых судна. Их экипаж, когда увидел, что будет
захвачен [неприятелем], отважно бросился в воду, предпо-
читая, как полагаю, меньшую настоящую опасность боль-
шей и испытывая превратности судьбы. Поэтому с легким
духом они бросились в волны и, барахтаясь в сильнейшем
водовороте, с трудом добрались до своих.

Тогда римляне оставили на Острове Бузу с его войском,
поручив ему заботу о всех тамошних делах и оказание по-
мощи им, если это окажется необходимым. Перейдя снова
реку и избрав другую дорогу по сухому пути, чтобы не
прийти в места, уже занятые врагом, они добрались до го-
рода Фазиса, одноименного с рекой. Войдя в город, воена-
чальники расставили по стенам караулы сообразно данным
им распоряжениям. Они не считали свои силы равными не-
приятельским, если произойдет регулярное сражение. Юс-
тин, сын Германа, первый располагается со своими вой-
сками в самой возвышенной части города обращенной к
морю. Немного дальше стал Мартин со своими полками. На
самой середине заняли позиции Ангила с маврами-пелта
сами и копьеносцами, Феодор с тяжеловооруженными цан-
нами и Филомафий с исаврийскими пращниками и копье-
метателями. Неподалеку от них расположился отряд ланго-
бардов и герулов. Вождем тех и других был Гибр. Остальная
часть стены, обращенная на восток, охранялась восточными
полками под командой военачальника Валериана. Таким
образом римское войско было расставлено для защиты стен.

21. Была сооружена чрезвычайно крепкая внешняя ог-
рада, которая могла служить внешним укреплением для сте-
ны и выдержать первый натиск неприятеля. Военачальники
справедливо боялись за стену, так как она была построена
из дерева, из-за ветхости была разрушена в нескольких мес-
тах. Поэтому они выкопали глубочайший круговой ров, ко-
торый так был наполнен водой, вышедшей из берегов, что
она скрывала заостренные копья, густо набитые во рву, и
делала их незаметными. Так как они направили туда воду из
озера, которое называют малым морем и которое имеет ис-
ток в Эвксинский Понт, то легко заполнили водой весь ров.
Большие грузовые суда, прибоем волн и течением Фазиса
весьма близко придвинутые к стенам, имели высоко подня-
тые лодки, подвешенные к самой верхушке мачт и крепко
закрепленные, так что они значительно превышали высоту
башен. Наверху расположились воины и моряки, отобран-
ные из наиболее смелых и воинственных, с луками и пра-
щами. Были поставлены там и дальнестрельные орудия для
их активного применения. Кроме того, на реке, с той и с
другой стороны, стояли суда под начальством Валериана
Снаряжены они были совершенно одинаково и предназна
чались для сопротивления врагам, поражаемым с той и с
другой стороны с более возвышенных мест в случае их при-
ближения. Чтобы корабли, находящиеся на реке, не были
легко повреждены кем-либо, Дабрагез, ант - таксиарх, и
некий гунн, лохаг, по имени Элмингир, по приказанию вое-
начальников снарядили десять легких судов с двойной кор-
мой, заполнили их своими оруженосцами и, пройдя как
можно дальше вверх по реке, охраняя ее с величайшей тща-
тельностью, наблюдали со всех сторон за переездом, плавая
то по середине реки, то приближаясь к тому или иному бе-
регу, и тогда случилось нечто радостное и приятное, как на
войне и в боевом столкновении. Несколько дальше от того
места, где были расположены указанные суда, стояли два
грузовых тридцативесельных корабля, которые, как я выше
указывал, были захвачены персами, имея на борту оплитов -
мидян: они были привязаны канатами к берегу. Ночью, ко-
гда все на них спали, поднялась сильная буря и растянула
канаты. Давлением двигающихся судов канаты обоих кораб-
лей были внезапно порваны. И так как не могли быть ис-
пользованы весла и рулевым веслом судно не могло быть
направлено, как должно, то течение подхватило их. Не-
управляемые и беспомощные суда были быстро отнесены к
римлянам, которыми начальствовал Дабрагез. Увидев их,
последние с радостью их захватили, будучи обрадованы не-
ожиданным приобретением, в особенности потому, что ко-
рабли, которые раньше ушли от них пустыми, вернулись,
заполненные людьми.

22. В это время, снявшись с лагеря со всем войском,
Нахогаран приблизился к городу, желая перестрелкой ис-
пытать римлян, произведут ли те вылазку, и таким образом
яснее определить, какие военные приготовления ему над-
лежит делать на следующий день. Когда персы подошли на
расстояние брошенной стрелы, они тотчас же по своему
обычаю начали стрелять из лука. Многие римляне были
ранены. Одни, защищаясь, оставались в строю, другие вы-
ходили из боя. Ангила же и Филомафий и около 200 чело-
век из их отрядов, хотя Мартин приказал всему войску ос-
таваться на своем месте и сражаться из укрытий, открыли
ближайшие к ним ворота и бросились на неприятеля. Фео-
дор же, начальник отряда цаннов, вначале сдерживал своих
и запретил вылазку, обвиняя их в безрассудстве. Когда же
те не послушались приказания, он сам присоединился к
большинству, хотя неохотно. Он пошел с ними на непри-
ятеля, чтобы не показаться трусливым и по этой причине
отказался от благоразумия. Предприятие это ему отнюдь не
нравилось, но он хотел быть его участником, чем бы оно ни
кончилось. И действительно все они там едва не погибли,
если бы их не спасла случайность, ниспосланная богом. Ибо
дилимииты, которые стояли на том месте, выстроенные в
боевом порядке, видя малочисленность нападавших, в мол-
чании их ожидали и не двигались с места. Когда же те по-
дошли поближе, они незаметно выдвинули вперед фланги и
замкнули их в плотный круг. Римляне же, охваченные со
всех сторон, думали уже не о причинении врагу какого-
нибудь вреда, но считали славнейшим и неслыханным дея-
нием, если им удастся каким-либо образом ускользнуть.
Итак, сомкнувши ряды, выставив вперед копья, они рину-
лись на неприятеля, отрезавшего им путь к городу. Когда те
увидели их несущимися с огромным напором и как бы от-
чаявшимися в опасении, тотчас нарушили свой строй и рас-
ступились, не выдержав натиска людей, борющихся с вер-
ной смертью и на все дерзающих. Благодаря этому отходу
вырвавшиеся бегством римляне с радостью оказались внутри
стен и тотчас заперли ворота. Они прошли через такую
опасность, не отличившись ничем другим, кроме своего бег-
ства и спасения.

23. Носильщики же персов давно уже работали над за-
сыпкой рва, засыпали его весь, и то, что повсеместно было
разбросано и разрыто, теперь было сложено, и выровненная
местность стала доступной для войска, идущего на штурм
стен, и тараны и другие приспособления для штурма города
без труда могли быть придвинуты к стенам. Они затратили,
однако, больше времени на это, чем полагалось такому
множеству работников. Ибо когда камни были во множестве
свалены на землю, их не хватило для заполнения рвов. Де-
ревья можно было добыть только вдали из срубленного леса
и подвезти можно было только с большим трудом. Римляне
уже раньше сожгли все постройки в прилегающей к городу
местности, кроме того, все гостиницы и вообще все жилища
вблизи города, с тем, конечно, намерением, чтобы враги не
нашли там удобного и пригодного для их нужд материала и
не могли легко соорудить осадные орудия. Больше в этот
день не произошло ничего достойного упоминания. Когда
наступила ночь, Нахогаран возвратился в лагерь.

На следующий день Мартин пожелал укрепить дух сво-
их и этим нанести удар врагам. Он собрал все римское вой-
ско, как бы желая посоветоваться о настоящем положении
дел. Как было им заранее подготовлено, на середину вышел
никому неизвестный человек, покрытый пылью и как будто
свершивший длинный путь. Он сказал, что недавно прибыл
из Византии и принес письмо от императора. Получив его с
большой радостью и распечатав, Мартин прочел его не про
себя тайно, но пробежал одними глазами и не скрыл содер-
жания, но прочитал громким голосом, чтобы все слышали (в
письме, вероятно, содержалось нечто другое): «Мы посыла-
ем тебе также другое войско не меньше того, которое ты
имеешь, а посему, если враги и превосходят вас количест-
вом, то во всяком случае не настолько, насколько вы пре-
восходите их храбростью, что уравнивает вашу меньшую
численность и количественную несоразмерность. Но, чтобы
они даже этому не радовались, прими и это войско, посы-
лаемое не ради необходимости, а ради славы и показа.
Итак, будьте бодры, сражайтесь храбро, зная, что мы сдела-
ем все, что необходимо». Его немедленно спросили: где
войско? Он ответил, что отстоит не дальше четырех пер-
сидских парасангов, что оставил его около реки Неогна, где
была его стоянка. На это Мартин, притворно выражая на
лице негодование, сказал: «Пусть идут назад, пусть как
можно скорее возвращаются домой. Ибо я никогда не по-
зволю им присоединиться к нам. В самом деле, недостойно
чтобы эти [войска] пришли без необходимости и, не испы-
тав опасности, приобрели одинаковую славу, чтобы исход
войны приписан был бы им и, что несправедливее всего,
они получили бы одинаковые награды с нами в то время,
когда эти мужи уже давно являются нашими боевыми това-
рищами, в течение долгого времени переносили с нами ог-
ромные тяготы, часто сражались против неприятеля и уже
довели дело до такого состояния, что недалек разгром врага
и венец достижения полной победы. Впрочем, пусть они
остаются там, пока не будут готовы к уходу. А нам доста-
точно этих для лучшего завершения войны». Сказав это, он
сейчас же, повернувшись к войску, спросил: «А разве вы,
боевые товарищи, не думаете так же?». Они же радостным
криком подтвердили решение полководца, как самое пра-
вильное, а сами почувствовали себя гораздо более сильны-
ми, как будто они и в самом деле не нуждались ни в какой
помощи. В особенности же побудила их к соревнованию и
желанию сражаться надежда на добычу. Они думали в бли-
жайшее время все разграбить, как будто бы враги были
уничтожены. Забота у них была только о том, как разделить
между собою добычу.

24. Произошло, однако, и нечто большее, чем то, на что
рассчитывал Мартин. Проникнув в массы и широко распро-
странившись, дошли до самих персов слухи, что другое
римское войско дошло до реки Неогна и скоро соединится
с этим. Всех охватила тревога и страх, что им, ослабленным
столькими лишениями, предстоит сражаться против войска
с нетронутыми силами. Нахогаран же без промедления по-
слал отряд персидских войск сходной величины по тому
пути, по которому, он думал, пройдут те, о которых был
обманут молвой. Придя туда, они должны были проявить
великую бдительность и тщательность в бесполезном деле.
Заняв наиболее выгодные места и устроив засады, они ожи-
дали тех, которые вовсе не должны были прийти, [ожидали],
чтобы напасть на них, идущих беззаботно и беспорядочно,
что было весьма естественно для собирающихся прийти
неожиданно, и таким образом задержать скорость их про-
движения до тех пор, пока не будет взят штурмом [город].
Таким образом, понапрасну трудился немалый отряд персов,
оторванный от остального войска. Нахогаран же выступил
немедленно, очевидно, желая предупредить подход тех, ко-
торые никак не могли прийти. С большим высокомерием он
набросился на римлян, открыто хвастаясь и сверх того кля-
нясь, что он в тот же день сожжет весь город со всеми
людьми. Вероятно, вследствие своей гордости этот безумец
забыл, что исход сражения - дело всегда неверное и сомни-
тельное, подверженное многим случайностям и колебаниям
в ту и другую сторону, в особенности же зависящее от бо-
жественного верховного определения, так как даже важные
дела не остаются всегда в одном и том же положении, но
бесчисленные народы, многочисленные города и вся жизнь
изменяются внезапно, приводятся в замешательство, и все
надежды во всех делах постоянно колеблются и изменяются.
Он же дошел до такой гордыни, что даже рабам и прислуге,
которые, рассеявшись по лесу, рубили деревья или для заго-
товки дров, или для осадных орудий, предписал, как только
[они] увидят высоко поднимающийся дым, то знали бы, что
это огонь охватит римскую деревянную ограду, и, оставив
свою работу, бежали бы к нему и усиливали бы огонь, что-
бы легче все сжечь. Так хвастаясь, подступает он к городу и
к стенам. Юстина же, сына Германа, который подумал, что
Нахогаран тогда нападет на город, осенила некая мысль, как
я думаю, внушенная божеством, - идти как можно скорее к
святейшему храму, который у христиан в большой чести и
который находится недалеко от города, и молиться о боже-
ственной помощи. Итак, отобрав из войска своего и Марти-
на самых храбрых и воинственных солдат и взяв пять тысяч
всадников, причем все были вооружены наилучшим обра-
зом, как идущие на бой, он выступил с ними со знаменами
и прочими военными атрибутами. Случайно вышло, что ни
персы не заметили их ухода, ни они движения персов к го-
роду. Последние двигались другим путем и сомкнутыми ря-
дами начали штурм стен. Они завязали перестрелку гораздо
сильнее, [чем накануне], надеясь таким образом больше
устрашить римлян и как можно скорое завладеть городом.

25. Стрелы неслись до того густо одна за другой, что
своим множеством закрыли все небо, как будто бы связан-
ные между собою, так что их можно было сравнить с вели-
ким снегопадом или сильным градом, обрушившимся при
сильнейшем ветре. Другие тащили осадные орудия и метали
огненосные снаряды. Некоторые, прикрываясь так называе-
мыми черепахами, топорами рубили стену. Так как .она бы-
ла деревянной, то могла быть легко разрушена. Иные пыта-
лись подкопать почву и добраться до основания стены и
таким образом потрясти и опрокинуть то, что было спло-
чено и соединено- Но и римляне, стоя на башнях и бруст-
верах, сражались с ожесточением и воодушевлением, как бы
желая самим делом показать, что нет никакой нужды им в
помощи новых войск. На деле ясно обнаружилось, на-
сколько полезна и действенна была хитрость Мартина. Ибо
все действовали неутомимо, ничего не упуская из того, что
было необходимо для отражения врага. Ибо и множество
копий и дротиков, бросаемых с высоты, поражало врагов,
так как они попадали в неприкрытую укреплениями массу,
которая не могла идти в другом направлении. Камни,
[подвозимые] повозками, бросали на черепахи, разрушая их
до основания. Кроме того, и меньшие камни, метаемые
пращами, пробивали шлемы и щиты мидян и не позволяли
приближаться к стенам, поражая здесь еще сильнее. Из тех
же, которые, как я сказал, были расставлены в верхних
лодках, одни стрелами, бросаемыми с высоты, поражали
многих, другие искусно пользовались военными орудиями.
Губительные дротики, которые римляне метали с большой
силой, неслись на очень далеко находившихся варваров,
внезапно пронзали их вместе с лошадьми и повергали на
землю. Поднялся величайший крик и трубы с каждой сто-
роны издавали воинственные звуки. Персы гремели тимпа-
нами и издавали громкие вопли для возбуждения страха.
Ржание лошадей, стук щитов, разрывы кольчуг производили
смешанный, но сильный грохот. Между тем Юстин, воз-
вращаясь из храма, разведав, что происходит, по беспоря-
дочному крику и шуму, тотчас повернул конницу и, по-
строив в боевой порядок, приказал поднять знамена и всем
взяться за дело, уяснив себе, что не без воздействия боже-
ства они вышли из города, чтобы внезапным нападением
навести на врага панику и заставить прекратить осаду. Тот-
час же, продвинувшись вперед, они увидели персов, напа-
дающих на стены, и немедленно, издав громкий крик, в тес-
ном строю бросились на ту часть врагов, которая в боевом
порядке была расположена около моря. Отсюда они и вы-
шли. Длинными копьями (сариссами), некоторые же дей-
ствуя мечами, сокрушали все, что им попадалось на пути.
Произведя сильнейший натиск на тесные ряды врагов, ударяя
их по щитам, они прорвали их густой и сомкнутый строй.

26. Персы же, думая, что это то самое войско, которое,
как они слышали, приближалось, уже пришло, незамечен-
ное теми, кто был послан против них, и, будучи отделены
от остальной армии [персов], были исполнены смятения и
страха и приведены в беспорядочное состояние. Они начали
медленно пятиться и отступать. Когда это издали увидали
дилимниты (они сражались под средней частью стены), то
оставили там немногих, а прочие направились к той части
войска, которая находилась в особом затруднении. Ангила
же и Феодор, римские командиры, о которых я упоминал
раньше, заметив малочисленность оставшихся (дилимнитов]
тотчас же с достаточно сильным отрядом произвели вылазк)
из города и некоторых из них убили. Остальные обратились
в бегство, причем римляне проследовали их безостановочно.
Тогда дилимниты, шедшие на помощь теснимым персам,
тотчас повернули обратно, чтобы идти навстречу римлянам.
Считая лучшим и более разумным как можно скорее ока-
зать помощь своим землякам, они неслись в чрезмерном
усердии и неумеренной скачке, так что более уподоблялись
постыдно бегущим, чем нападающим. Скакали они, чтобы
помочь своим, но распространяли вокруг себя больше смя-
тения, чем боевого духа. Персидское же войско, стоявшее
ближе всего к ним в боевом строю, увидев, что дилимниты
несутся такой беспорядочной толпой, считая, что это не что
иное, как бегство, и решив, что они никак не навлекали бы
на себя этого позора, если бы не подверглись какой-то
чрезвычайной неустранимой опасности, само также рассы-
палось, обратившись в постыдное бегство. Таким образом,
уже замышляемое и подготовляемое бегство сделалось яв-
ным. Дилимниты, то же думая о персах, последовали за ни-
ми, и бежали одновременно обманщики и обманутые. Когда
это происходило, множество римлян, выйдя из укрепления,
сделали бегство персов еще более стремительным, преследуя
их и уничтожая отстающих. Обрушиваясь с разных сторон
на тех, кто еще сопротивлялся и сохранял строй, они ожес-
точенно сражались. В то время как левое крыло варваров
уже явственно слабело и распадалось, стоявшие на другом
крыле продолжали сражаться с величайшей храбростью.
Слоны, поставленные перед укреплениями, нападая на рим-
лян, тотчас же приводили в смятение даже их сомкнутый
строй, если где-нибудь он им противостоял. Кроме того,
восседающие на них стрелки наносили большой урон напа-
дающим римлянам и стреляли в них без промаха. Точно так
же и разъезжающие [повсюду] отряды всадников удачно
нападали и приводили в смятение пехотинцев и тяжело воо-
руженных. И уже с этой стороны римляне отступали, соби-
раясь бежать.

27. В это время один из оруженосцев Мартина, по име-
ни Огнарис, находясь в крайне стесненном положении, так
что ему не представлялось никакой возможности бегства и
уже отчаиваясь в своем спасении и как бы испытываяя жре-
бий судьбы, с большой силой поразил копьем в бровь на-
бросившегося на него самого свирепого из слонов, причем
острие копья проникло так глубоко, что конец его повис
вниз. Страдая от полученной раны и сверх того напуганный
болтающимся у глаза дротиком, слон тотчас попятился на-
зад и начал метаться в разные стороны. То, болтая хоботом
наподобие бича, он поражал многих персов и бросал их
вверх, то, протягивая его в длину, издавал какой-то страш-
ный и сильный крик. Сидящих на нем воинов он сильным
толчком сбросил вниз и умертвил, растоптав ногами, нако-
нец привел в беспорядок все персидское войско, а лошадей,
к которым он приближался, приводил в бешенство. С под-
нятой гривой они противились всадникам. А тех, кого хва-
тали зубами, раздирали и разрывали. Все наполнилось во-
плями и смятением. Лошади, испуганные бешенством зверя,
совершенно не слушались повода и, поднимая вверх перед-
ние копыта, сбрасывали седоков, бешено скача, носились
между рядами и, тяжело дыша, выпускали из ноздрей пар,
Люди отступали, натыкаясь друг на друга, внезапно толкали
один другого. Каждый старался опередить своего соседа.
Многие были убиты своими, натыкаясь на мечи своих дру-
зей и товарищей. Когда суматоха и смятение усилились.
римляне, вышедшие из стен, и те, кто еще оставался внутри,
сплотившись в единый боевой порядок, бросились на при-
веденных в замешательство врагов, прикрыв передний край
боевого строя щитами. Те, уже истомленные, не могли вы-
держать этого натиска и обратились в быстрое беспорядоч-
ное бегство, разрозненные, распыленные, кто куда мог, не
оказывая сопротивления преследователям. Сам Нахогаран,
изумленный неожиданным исходом дела, быстро убегал,
грозя всем бичом и приказывая бежать как можно скорее,
что они и сами делали. Так его кичливость обратилась в
свою противоположность. Римляне же только тогда прекра-
тили преследование и избиение варваров, когда Мартин
отозвал их трубою, считая сделанное достаточным, и не
смягчил их души, объятые гневом. Таким образом, персы,
оставшиеся в живых, с трудом ускользнули в лагерь, поте-
ряв в этом бою не меньше 10 тысяч воинов.

Римляне, возвратившись после преследования, сожгли
черепахи и прочие военные орудия персов, оставленные
около стен. Когда были зажжены большие костры, злосча-
стные носильщики и прислуга, посланные для рубки леса,
увидев издали поднимающийся высоко и расстилающийся в
воздухе дым, тотчас устремились к городу, думая, что горят
стены, как это кичливо раньше обещал Нахогаран. Итак,
они устремились усиленным бегом, боясь, как говорят, что-
бы не опоздать к празднику и чтобы все не было обращено
до их прихода в пепел и золу. Они состязались друг с дру-
гом в скорости, не зная, что тот, кто придет первым, первый
и умрет. Ибо все они, поочередно захваченные римлянами,
были перебиты, как будто для этого они и появились. И так
погибло немногим менее двух тысяч. Виновником гибели
стольких рабов, совершенно неопытных в военном деле,
которые никогда не вступали в строй, был Нахогаран, дав-
ший необдуманные приказания. Так заносчивость губит не
только своих носителей, но и тех, кто их обслуживает и им
подчиняется. После этого римляне, естественно, были ис-
полнены лучшими надеждами, что в будущем они легко
окажутся победителями, если варвары попробуют возобно-
вить сражение. С большими почестями они похоронили
своих, сколько их погибло в сражении, а их было не мень-
ше двухсот, восхваляя их мужество и то, что они, как мужи,
доказали свою храбрость. Трупы же врагов ограбили и за-
хватили большое количество оружия и других вещей. Неко-
торые из убитых носили не только щиты, панцири, луки и
колчаны, но и золотые цепи, ожерелья, серьги и другие того
же рода женские украшения, которыми имеют привычку
украшаться виднейшие и знатнейшие мидяне, и этим отли-
чаются от толпы. Нахогаран же, хотя ему недоставало пред-
метов необходимости и угрожала зима, по-видимому, желал
продолжать военные действия и готовился к этому, но его
желание и намерение не осуществилось на деле. Выслав на
следующий день отряд дилимнитов на расстояние стадии и
приказав им стоять против римлян в боевом порядке, тем
самым демонстрируя предстоящую битву, он сам незаметно
с остальными войсками двинулся по направлению в Котаи-
сию и Мухиризису. Когда он уже прошел большую часть
пути, тогда и дилимниты, свернув боевой строй, весьма лег-
ко отступили, как это всегда удается легко вооруженным,
сильным и быстрым на ходу. Присоединился и другой отряд
персидского войска, который раньше вследствие хитрости
Мартина был послан к реке Неогну, как об этом выше рас-
сказано мною. Как только они узнали, что персы побежде-
ны и римляне овладели всей страной, тотчас скрытными
путями, удаленными от горных дорог, они достигли Мухи-
ризия, являясь участниками не сражений, но позора, более
постыдного, чем бегство. Итак, когда все войско соедини-
лось, оставив там большую часть конницы и назначив Ваф-
риза, знаменитейшего мужа среди персов, их начальником,
он сам с немногими возвратился в Иверию, чтобы там пере-
зимовать.
 

                                     >>далее>>